Стеклянная западня

— Итак, лавина шла от вас, Абель. Но как вы могли… Впрочем, понятно, именно потому, что вы не принимали свои шарики. Мы движемся по замкнутому кругу. — Он замолчал и задумался.

В дверь снова постучали.

— Чай, господин майор!

— Да! Войдите!

В комнату вошла женщина. Она несла поднос. Это была та блондинка, которую Абель уже видел. Они не взглянули друг на друга. Когда она поставила чашки на стол, одну — перед майором, другую — перед Абелем, майор обнял ее левой рукой за талию и привлек к себе. Абель пятьдесят шесть дробь семь! Вы что, не можете встать, когда входит дама? — Он заорал громко, лицо его покраснело. — Развалился здесь, как… Внимание! Смирно! Руки перед собой! Пятьдесят приседаний!

Абель вскочил, словно пробужденный от сна. В купальном халате и тапочках он стоял перед майором, ноги на ширине плеч, руки прижаты к телу.

— Присесть, сгибая колени! Вы что, стоите на ходулях?

Абель присел, выпрямился, снова присел… Майор громко шлепнул женщину ниже спины.

— Исчезни, — приказал он.

Он встал и повернулся к карте на стене. Взгляд его внимательно изучал красные и голубые линии, сплетающиеся подобно иероглифическому узору.

Через какое-то время он позвонил. Сержанту, который немедленно появился в дверях, он приказал, указывая пальцем на Абеля:

— Увести его — в кино!

16

Он долго пребывал в каком-то темном, обволакивающем тумане, лишь время от времени пробивался сквозь него мутный свет и снова пропадал, словно свет прожектора в ненастную ночь. Иногда к нему приближались какие-то белые лица. Шумы давили на барабанные перепонки, но лишь немногие достигали границ его медленно угасавшего сознания. Он почувствовал, как его понесли, чем-то накрыли. Снова понесли. Потом он начал куда-то проваливаться. Раскачивались и скрипели двери. Кто-то звал его по имени… Крики доносились откуда-то очень издалека. Лежать ему было тепло и уютно.

Он открыл глаза. Главный врач смотрел на него сверху вниз. За его спиной он узнал очертания палаты, его собственной палаты. Такое чувство, будто он вернулся домой.

В локтевом суставе он почувствовал легкий укол. Сестра Берта протерла ватным тампоном кожу, потом попробовала согнуть руку. Дотронулась его ладонью до плеча. Он ничего не ощущал, рука была словно чужая.

Он перевел взгляд на главного врача.

— Мой эксперимент удался, — произнес тот. — Он не принес положительного результата, но свою задачу выполнил. Больше я не рассчитываю на добровольное сотрудничество. Впрочем, я в нем и не нуждаюсь. Наверно, с моей стороны это было сентиментально, и лучше, что все кончилось именно так.

Он повернулся к сестре.

— Вы свободны. Этому пациенту больше не понадобится ваша помощь.

Сестра Берта молча вышла.

— Не могу, впрочем, не воздать вам должного: вы совершили невероятное. Как жаль, что вы направили свою волю по ложному пути! Впрочем, возможно, и это признание- тоже сентиментальность. Воля нужна лишь тому, кто повелевает. Он один знает, насколько ограничены возможности его выбора. Появление любой другой воли лишь нарушает порядок-так было всегда. Здесь порядок воплощаю я. Кто против меня, тот сеет хаос.

Лицо главного врача отделило от Фила матовое стекло.

— Скоро мы приблизимся к неведомой планете. И тогда все начнется сначала. Ты сейчас заснешь, Абель- сен, и в утешение тебе я скажу: будь уверен, в нашем прекрасном новом мире каждый получит то, что необходимо. Не будет больше вавилонской башни, не будет всемирного потопа, не будет исхода. Мы достигнем цели, которую никому никогда не удавалось сформулировать правильно: создание прочной структуры отнюдь не божественного, но элементарного человеческого порядка.

Фил уже ничего не видел сквозь матовое стекло. И главного врача тоже. Мир распался на куски, их по отдельности увлекал за собою поток, и сознание Фила распалось тоже. Оно словно расщеплялось на отдельные части. Одна часть восприняла нечто прозрачное, струящееся. Другая-слабый сладковатый запах. Третья хотела ответить на последние произнесенные врачом слова. Он знал ответ, но произнести его больше не мог.

Казалось, от него остался лишь костный мозг — ни рук, ни ног, ни костей, ни мускулов не было. Он стал бесплотным и прозрачным — облачко неизбывной горечи, легкий сгусток ужаса. Конвейер уносил его сквозь лабиринт молочного тумана, мимо желтоватых прозрачных саркофагов, внутри которых подергивались в жидкости слепые человеческие существа. Западня. Она захлопнулась за ним.

17

Два капрала и сержант привели Абеля в шестиугольное помещение. Поначалу ему показалось, будто в помещении ничего нет, кроме большого матового экрана: лишь потом он понял, что пол, потолок и три стены были зеркальными.