Весь остаток дня Пьетюр не дает Роусе и Паудлю остаться вдвоем. Всякий раз, взбираясь по лестнице, он зовет Паудля с собой и велит ему подождать у двери, пока он обрабатывает рану Йоуна. Роуса же должна оставаться в кухне.
Когда Пьетюр на чердаке, Роуса прислушивается к звукам наверху: она слышит шепот, но не может различить голоса. На краткий миг она воображает, что там и в самом деле заперта Анна, что она была на чердаке все это время. Что тогда станется с Роусой? Что будет с ненужной второй женой, когда объявится первая?
Ближе к вечеру Пьетюр снова спускается с чердака.
– Нужно задать корм скоту, – коротко говорит он Паудлю. – Ты пойдешь со мной. Роуса, как вернемся, дашь нам поесть.
Она смотрит на собственные руки и несколько раз кивает. Паудль со вздохом поднимается. Краем глаза Роуса наблюдает за тем, как оба они заворачиваются сразу в несколько плащей и одеял. При каждом движении Пьетюра ключи в его кармане позвякивают, пока наконец этот звук не перестает быть слышен под слоями одежды.
Пьетюр отворяет дверь, и в дом врывается метель. Ветер хлещет Роусу по лицу с такой силой, будто ее ударили кулаком, и от ледяного воздуха перехватывает дыхание. За те несколько секунд, которые требуются мужчинам, чтобы выйти и захлопнуть за собой дверь, она успевает так продрогнуть, что ее начинает трясти.
Она съеживается у
Роуса вздыхает и спускается в
Это ключи. Роуса сжимает их в кулаке и закрывает глаза. Она не может позволить себе надеяться. Однако все-таки возвращается и, по очереди хватаясь за ступеньки, взбирается наверх, и вставляет один из ключей в замочную скважину, и он подходит – подходит! – и она поворачивает его, и толкает дверь, и весь дом наблюдает за ней, и она задерживает дыхание, и дверь распахивается, и холод чердака окутывает Роусу зловонным, животным смрадом.
Роуса мешкает: перед ней разверзлась черная пустота, в которой раздается частое дыхание Йоуна. Невозможно избавиться от ощущения, что он смотрит прямо на нее. Она медленно, словно во сне, с гулко бьющимся сердцем идет сквозь мрак, вытянув перед собой руки.
Йоун лежит у стены, прижимая ладони к тому самому месту, куда его ударила рогом овца. Кожа его кажется восковой, он дышит учащенно и уже не выглядит таким могучим, как прежде: мускулистые руки и ноги не видны под одеялом, сон смягчил его черты, и в лице появилось что-то детское. Роуса садится подле него. Пошевелившись, он стонет, и Роуса вскакивает, готовясь пуститься наутек, если он очнется. Однако, хоть веки его и трепещут, глаза остаются закрытыми. Вместо этого он приоткрывает рот, как будто пытается что-то сказать. Он кашляет, и Роуса замечает, что язык у него шершавый и губы потрескались. Она поспешно окунает уголок одеяла в отвар из мха и дает ему. Он начинает сосать ткань, как младенец. Снова и снова Роуса опускает одеяло в отвар, снова и снова он послушно открывает рот, но глаза по-прежнему закрыты. Она медленно протягивает руку и убирает волосы с его лба.
Наконец дыхание его выравнивается и становится глубже. Губы смыкаются. Роуса ставит кувшин на пол и утирает собственное лицо. Щеки ее мокры от слез, которых она даже не замечала.
Она нетвердо поднимается на ноги и озирается. Она ожидала увидеть старые бочки или спутанные и перетершиеся рыболовные снасти. Однако здесь только тюфяк, на котором лежит Йоун, маленький столик да ночной горшок. На чердаке пусто и чисто, будто все эти вещи специально принесли сюда для кого-то. Роуса вглядывается во мрак в поисках знака, который выдал бы чужое присутствие, – хоть какого-нибудь знака.
Чердак занимает все пространство под крышей дома, и Роуса не может разглядеть отсюда противоположную стену. А вдруг там ее поджидает Анна? А вдруг призрак,
Ее шаги эхом отдаются в темноте, и где-то впереди вдруг раздается шепот. Роуса застывает посреди длинной комнаты. Обернувшись, она видит, что светлый прямоугольник двери остался далеко-далеко: пока она будет бежать к выходу, кто-нибудь может наброситься на нее сзади и сомкнуть руки на ее шее. Она дотрагивается до собственного беззащитного горла. Под пальцами трепещет пульс.
Она чуть было не поворачивает назад. Чуть было. Но все же продолжает идти.