Стеклянная женщина

Катрин и Роуса снова готовят отвар из водорослей. Они опаляют баранью голову, очищая ее от шерсти, и от едкого дыма щиплет глаза, а потом Катрин показывает Роусе, как выварить голову и, привязав к ней камень для тяжести, погрузить ее на дно бочонка с сывороткой. Так мясо можно будет хранить в течение нескольких месяцев. Пока они замешивают тесто для ржаного хлеба, Катрин рассказывает, что случилось в селении.

– Когда пошел снег, мужчины поспешили на выгон, чтобы загнать домой скот. И тут начался moldbylur – хлопья такие густые, что собственной руки не разглядишь. Мужчины так и не возвратились. Их забрал бог снега.

– Они все еще в поле? – Роуса всплескивает руками.

– Замерзли насмерть, если только не укрылись в какой-нибудь пещере. – Катрин прерывисто вздыхает. – Метель разбушевалась так, что даже Гвюдрун ничего подобного не помнит. Люди уже принялись судачить, что это все, мол, проклятие чье-то, и тут начали обрушиваться крыши. Кто-то успел выбежать. Кто замешкался, тех погребло заживо.

Роуса мотает головой.

– Немыслимо…

– Только что они кричали нам – и вот их уже нет… Мы раскапывали сугробы, звали их. Все без толку. Их было шестеро: четверо ушли в поле, еще двоих завалило. Тел мы так и не нашли.

– Они, наверное, так и остались под снегом, – говорит Роуса.

Катрин смотрит на нее пронзительным взглядом.

– Никаких следов.

– Но те, кто пошел за овцами, – нельзя же их бросать.

Губы Катрин дрожат.

– Отправить за ними других людей, обрекая их на верную смерть? Я ведь потому и пришла. Мы не знаем, что делать.

– Счастье твое, что ты не замерзла насмерть.

– Мне к морозу не привыкать. Я знаю, что нельзя останавливаться, и умею находить пещеры, где можно укрыться. Я частенько выхожу из дому в метель… – Она осекается и слабо улыбается. – Я думала, Йоун… Он ведь bóndi.

Роуса дотрагивается до ее руки.

– Ты ждала от него совета? Или хотела помолиться с ним вместе? Нужно было идти к Эйидлю. Или его дом тоже завалило снегом?

– Эйидль в добром здравии. Все причитает, что это страшное проклятие и кара Господня. Но я пришла просить у вас съестного. Все наши припасы или остались под снегом, или вовсе пропали. Это нахальство, но…

Роуса всплескивает руками.

– Разумеется! Мы с радостью поможем. Дадим вам все, что нужно. – Тут она замечает выражение лица Катрин. – Почему ты улыбаешься?

– Если ты собралась взять на себя роль bóndi, не забывай требовать платы за свою доброту. Йоун еще пожалеет, что не научил тебя уму-разуму.

Роуса краснеет.

– Иной раз мне кажется, что он меня еле терпит.

– Он всех еле терпит. – Катрин криво усмехается. – И больше всех – самого себя.

Роуса выжидает.

Катрин зарывается кулаками в тесто и сдувает прядь волос, упавшую на лицо. Щеки ее припудрены мукой, и она выглядит совершенно невинно.

– Стоило мне только захотеть, и я могла бы смешать Йоуна с грязью.

Задержав дыхание, Роуса ждет продолжения.

Катрин передергивает плечами.

– Он думает, что это из-за меня Анна повредилась в уме.

Роуса недоуменно смотрит на Катрин, и та ухмыляется.

– Это я превратила ее в ведьму.

Роуса тщательно подбирает слова, прежде чем сказать:

– Я слышала, что на нее стали находить… помрачения.

– И это, конечно, из-за меня. Йоун любит винить всех вокруг и никак не хочет понять, что сплетни неизбежны, когда ты bóndi.

Роуса придавливает пальцами комок теста.

– Что случилось на самом деле?

Катрин трет глаза рукой.

– Анна хотела ребенка. Отчаянно хотела. Она собирала камни, в полночь ходила по дому, читала заговоры. Поползли слухи, и Йоун испугался.

Роуса вспоминает найденный клочок письма, предупреждавшего о смертельной опасности.

Катрин бледна.

– Потом Пьетюр сказал мне, что Анна заболела.

– Сразу после того, как начались пересуды, – бормочет Роуса. Ее вдруг пробирает озноб.

– Именно. Йоун сказал, что у нее лихорадка. Не прошло и нескольких дней, как она умерла, и он тут же похоронил ее. Я так ее и не увидала. – Катрин утирает глаза рукавом.

Роуса сжимает ее пальцы.

– Ты же не думаешь…

– Я обезумела от горя и обвинила Йоуна… в чем только не обвинила. Он назвал меня ведьмой и велел ни с кем не говорить об Анне.

– Он угрожал тебе? – шепчет Роуса.

Катрин склоняется к ее лицу.

– Он напомнил мне, что это он всех нас кормит. И что ведьм отправляют на костер. Анна говорила, что боится его. Я никогда не понимала, почему, но тогда…

– Ты думаешь…

– Нет. Он бы не стал… Нет, я так не думаю. – Но улыбается она слабо и неубедительно. – Сельчане судачили об этом с заезжими купцами, а ты, конечно, знаешь, как легко перевираются такие истории. Человек, которого жители северных гор почитают за ангела, на южных островах может прослыть дьяволом.

Роуса кивает. Руки ее дрожат.

– Ты вся белая, словно молоко. Давай поговорим о чем-нибудь другом, – поспешно прибавляет Катрин.

– А ты… – Голос Роусы звучит сдавленно. Она откашливается. – Ты не боишься снега?

Катрин устремляет взгляд куда-то вдаль, и на губах ее играет легкая улыбка.