Стеклянная женщина

– Что это? – воскликнул я. Она проклинала меня? Или это было заклинание, призывающее злых духов? Может статься, эти каракули выдавали мои секреты? – Что ты написала?

– Только правду, – прошептала она, слабо улыбаясь, и я понял, что она погубит нас всех. Мало было запереть ее на чердаке. Она все уничтожит. Что будет с Пьетюром? Сельчане без колебаний обвинят его в колдовстве.

Я не мог не думать о том, насколько легче стало бы нам всем, если бы она исчезла. Я ненавидел себя за столь отвратительную мысль; наверняка это дьявол внушал мне ее. Но желание это затаилось в дальнем уголке моей души. Мне хотелось потушить в Анне искру жизни.

На другое утро, когда я пришел на чердак, она сидела у стены. Она улыбалась и казалась почти безмятежной. У меня отлегло от сердца. Я присел рядом и погладил ее по щеке.

– Похоже, тебе легче, любовь моя.

– Мне намного легче, Йоун. – Она прильнула ко мне, все еще улыбаясь. Я погладил ее по волосам, и она повернула голову, потерлась щекой о мою ладонь, а потом приподнялась и оказалась у меня на коленях.

– Анна. – Я попытался высвободиться и столкнуть ее. – Я не могу, покуда ты… Ты еще нездорова.

Она обвила мою шею руками и поцеловала меня в губы.

– Мне намного лучше. Ты сам сказал.

– Анна. – Я снова попытался оттолкнуть ее. – Анна, перестань, я не могу…

Она скатилась с моих колен на пол и поднялась. Глаза ее сверкали.

– Вот именно, не можешь! Я хочу ребенка, а ты не можешь мне его дать!

– Я не лягу с тобой, покуда…

Она разразилась жутким скрипучим смехом, улеглась на тюфяк и раздвинула ноги.

– Возьми меня, Йоун. Я вся твоя. – И снова захохотала.

Я покачал головой и отвернулся. Я был весь в поту.

– Ах, нет? – Она вскочила. – Я знаю, кто ты таков. Эйидль кое-что подозревает и будет очень рад узнать, что я видела.

– Ты ничего не видела, – задыхаясь, пробормотал я. – Ты не станешь…

– Я видела, какое у тебя было лицо. Я видела, куда ты смотришь, – вовсе не на меня.

– Да пропади ты пропадом! – Я набросился на нее, но она увернулась, стянула через голову сорочку и осталась голой.

– Иди же ко мне, Йоун, – неожиданно нежным и мелодичным голосом сказала она и сделала шаг вперед. – Докажи, что я неправа.

Я отвернулся.

– Прикройся. Я не лягу с сумасшедшей женщиной, которая…

– Ты вообще не ляжешь с женщиной! – выплюнула она. – Я расскажу всему селению, как ты жалок. Вы оба жалки! Пусть ты и большой человек, но вам обоим шеи свернут, когда я расскажу на альтинге…

Я схватил ее за горло и поднял в воздух. Задыхаясь и хрипя, она принялась раздирать мои руки ногтями. Я выпустил ее и, дрожа, уставился на собственные ладони.

Она лежала на полу, глотая воздух и хватаясь за горло.

Я упал на колени и обнял ее.

– Прости меня, Анна! Прости… – Я покрывал поцелуями ее щеки, веки, губы. – Я не причинил бы тебе боли, но пойми меня…

Она повернулась ко мне лицом, огонь ярости еще пылал в моих жилах, и я, сжимая в объятиях ее обнаженное тело, впервые за долгое время ощутил возбуждение.

Я лег на нее сверху, и она поцеловала меня. Я закрыл глаза, стараясь не спугнуть желание. Она обвила меня руками и ногами. Я поцеловал ее в шею.

Однако у меня ничего не вышло. В последнее мгновение я почувствовал, что опадаю внутри нее. Я скатился с нее и рухнул на пол.

У меня заныло под ложечкой. Анна отползла подальше и, дрожа, съежилась в углу. Она разбила губу, когда упала на пол. Теперь она провела по ней рукой и растерла кровь по рунам на полу, а потом мазнула окровавленным пальцем по моим губам.

Я отпрянул.

– Ты чудовище, – прошептала она.

Меня затошнило, и я сплюнул кровь и желчь. Я хотел попросить прощения, но разве можно было простить такое?

Весь день мы с Пьетюром просидели в baðstofa. Что нам было делать? Я не мог признаться ему в том, что сделал с нею; сказал только, что она и впрямь помешалась и вымазывает чердак собственной кровью. Пьетюр отвечал, что ее нужно отправить обратно в Тингведлир.

– Она не хромая лошадь, чтобы возвращать ее дяде.

– Верно, – холодно подтвердил Пьетюр. – От хромой лошади мы бы как раз легко отделались: перерезали бы ей горло да подвесили тушу в кладовке на зиму.

Никто из нас не улыбнулся.

Той ночью мне снилось, что я чудовище, что люди шепчутся обо мне, и меня прошибал холодный пот. Перед глазами у меня стояло лицо пабби, а в ушах отдавался его хохот и злобное шипение: «Жалкий червяк!»

Я проснулся рано; в глаза мне словно песку насыпали, но в голове прояснело. Я отопру чердак. Пускай себе сплетничают – я отправлю Анну обратно к ее дяде.

Однако, поднявшись наверх, я нашел дверь открытой, а комнату – опустевшей. Лишь руны, глубоко прорезанные в половицах, подтверждали, что Анна была здесь. Да еще в тусклом свете блестела крохотная стеклянная фигурка прелестной женщины, которую я когда-то подарил ей в знак своей любви.

Пьетюр клялся головой, что не знает, когда она исчезла, как сумела выбраться и куда могла уйти. Он оседлал Скальм и отправился в селение, а потом объездил близлежащие холмы, стараясь не привлекать к себе внимания.

Он искал ее два дня, но безуспешно.