Стеклянное лицо

Наконец они добрались до подбрюшья Нижнего города. Неверфелл сразу поняла, что не сможет долго расхаживать в обличье Картографа. Рано или поздно кто-нибудь схватит ее и запрет от греха подальше, чтобы она никого не свела с ума. Но в Каверне была еще одна профессия, представители которой почти всегда носили маски.

Заправлявшей яслями матроне явно не понравились грязные бинты, при помощи которых Неверфелл попыталась скрыть лицо. Но семь яиц заставили женщину забыть о своих подозрениях. Они ударили по рукам, и Неверфелл получила набор деревянных масок.

– Хорошо, – прошептала матрона, пряча яйца в карман фартука. – Можешь остаться и приглядывать за детьми, но если ты замешана в чем-то незаконном, я знать об этом ничего не хочу. Поняла?

Неверфелл кивнула, вцепившись в тренировочные маски. Стоило ей посмотреть на них, как в животе зашевелился противный склизкий комок. Она держала в руках тщательно вырезанные Лица Эрствиля – они всегда принадлежали только ему, и потому видеть их на безликом дереве было неправильно.

Когда Неверфелл подняла глаза, Эрствиль уже собрался уходить.

– Ладно, спрятаться здесь было не такой уж бредовой идеей, – ворчливо признал он. – Только сиди тихо и не высовывайся.

– Ты тоже береги себя. Если мы правы и последние убийства в самом деле были репетицией, люди, расспрашивающие о них, привлекут ненужное внимание.

– Не сомневайся, мы правы, – мрачно пробормотал Эрствиль. – Не слушай старуху Требль. Я глаза и зубы готов поставить на то, что мы не ошиблись. И за меня не волнуйся.

Сказав это, Эрствиль взобрался на свой ржавый моноцикл и покатил по туннелю, ловко крутя педали.

В яслях с грубо обтесанными стенами царила неуютная тишина. Крохотные кроватки стояли тесными рядами; всего там было около сотни детей – от сморщенных пухлощеких новорожденных до младенцев с легким пушком на голове и карапузов постарше, которые уже могли сидеть. Но лица у них были одинаковые, как пуговки.

Эти дети не плакали от голода, страха темноты или одиночества – в яслях раздавался лишь мягкий шелест дыхания да мерный шаг нянечек, которые ходили между кроватками в деревянных масках. Когда они наклонялись над детьми, те кривили личики и краснели от натуги, силясь повторить то, что видят. Самых старательных кормили молоком из оловянных бутылочек, а тем, кто ленился, приходилось голодать. Порой нянечки останавливались и помогали детям сложить черты в нужном выражении; их пальцы скользили по лицам так, будто работали с нежной глиной.

На новенькую нянечки не обратили внимания. Только самые внимательные могли заметить, что она моложе прочих, а ее завязанные в хвост густые волосы недавно покрасили.

Моноцикл Эрствиля летел по узким улицам Нижнего города, легко входя в повороты и уклоняясь от случайных прохожих. Для Эрствиля моноцикл был продолжением его собственных ног. Он мог остановиться в мгновение ока, развернуться на пятачке, прыгнуть в сторону, как скворец. Эрствиль влился в поток мальчишек, столь же ловких, как и он сам. Они разлетались воробьями в разные стороны, перебрасывались трелями, свистели и хлопали друг друга по спине.

От них Эрствиль узнал, что следователи вернулись в Нижний город. Что ж, этого стоило ожидать. Но он удивился, что пока их было немного. Когда Клептомансер похитил Неверфелл, следователи буквально заполонили Рудники. Но сейчас они ограничились тем, что допросили пару человек, организовали несколько проверочных пунктов и назначили высокую награду.

Это хорошо. Гончие пока не знают, что она здесь. Но Чилдерсины – отдельный вид скорпионов. Кто знает, что задумал старый пес? У него наверняка и среди чернорабочих есть шпионы, которые уже рыщут в поисках Неверфелл. И вынюхивают, не задает ли кто неудобные вопросы. Как он сейчас.

Поворот, поворот, воробьиный подскок, скрип тормозов. Улыбнуться, перекинуться парой слов с крутильщиком водоподъемного колеса.

– Убийство Себа Блинка? – Крутильщик качает головой, глаза под набрякшими веками серые от усталости – он двенадцать часов смотрел на бесконечную череду деревянных перекладин под ногами. – Нет, тут никакого секрета нет. Его брат убил. Столкнул в мельничный поток прямо с Грипова камня. Сам видел, я и еще двадцать человек как раз на смену заступили. Никто такого не ожидал, они с братом всегда были не разлей вода.

Набрать скорость, попетлять, заложить вираж, лихо затормозить. Попить воды из каплесборника, поболтать с девчонками, которые смывают каменную пыль с волос.

– Да, так и есть. – Тощая девочка наклоняет голову, чтобы уложить волосы жгутом. – Тук Парлет убил свою жену. Тридцать лет прожили душа в душу, а потом он забил ее киркой. Нашли его прямо возле нее. Сидел, рыдал, как дитя малое, сам во всем признался, когда следователи за ним пришли.

Разогнаться, войти в крутой поворот, нырнуть в переулок, снизить скорость. Хлопья ржавчины летят из-под колеса. Помочь сгорбленной женщине дотолкать тележку до верха наклонного туннеля; она разворачивает полотно последних новостей, стыдливо, словно подвенечное платье в шариках нафталина…