Пилот нашего вертолета молча смотрит на лейтенанта. Тот отводит глаза. Нам запрещено воевать. Нас погнали на смерть, на бойню — президенты и премьеры в накрахмаленных рубашках, так любящие демонстрировать свое миролюбие под дулами телекамер.
— Это провокация… — говорит лейтенант. А пилот, словно не слыша, отвечает:
— В трех километрах село.
— Чье? — не выдерживает лейтенант.
— Их или их, — равнодушно отвечает пилот. — Я зайду и дам залп…
— У тебя номер на борту. Увидят…
— Значит, доделаете работу.
Бронежилет больше не давит, и автомат лишь продолжение рук. А приказы… когда их слушали те, кто ходит рядом со смертью?
— Ланс, — обрывая нахлынувшие воспоминания, сказал я. — Свяжись с кем можешь, объясни. Пусть они будут рядом, когда все начнется. Я, наверное, слишком многое забыл.
Ланс кивнул и вышел. Мгновенно, не дожидаясь приказа, свет померк, а из пола выступила низкая широкая кровать.
— Спасибо, — сказал я стенам и лег. — Мне надо отдохнуть… час, не больше, потом все уберешь.
Я шел сквозь метель. По гладкому как стекло льду нескончаемой равнины. Вдали, на горизонте, плясало багровое пламя. Снежинки в его свете казались черными. А может они такими и были.
—
Голос шел сзади — тихий, странно знакомый голос.
— Знаю, — прошептал я. — Хейорз. Эпицентр теплового взрыва.
—
— И не собирался. Я знаю, кто ты. Отрешенный.
Тишина, лишь слабый шелест снега. Куда я иду? Зачем? И как оказался на братской могиле Хейорза?
— Почему мне нельзя оборачиваться?
—
— Хорошо. Почему нельзя обернуться?
—
— Вряд ли оно меня удивит. Ты способен принять любой облик.
—
— Что понял? — Я засмеялся. — Зачем тебе задавать вопросы, Отрешенный? Для тебя нет тайн, не так ли? Ты можешь получить ответ на любой вопрос…
—
Опустившись на колени — на ровный как стекло лед, на плавящееся, как лед, стекло, я спросил:
— Отрешенный, что это? Сон, галлюцинация, реальность?
—
— Да!
—
— И ты можешь в нее вмешиваться.
—
— Я свободен, когда понимаю, что происходит… — Я отнял от лица ладони, пальцы были ледяными. Короткие порывы ветра бросали в меня черную снежную пыль. За спиной бесплотной тенью, неумолимым конвоиром стоял Отрешенный.
— Не рассказывай мне ничего, — сказал я. — Но если я скажу сам — правильно, ты подтвердишь это?
—
— Через сотни, тысячи, миллионы лет цивилизация фангов достигнет полного контроля над пространством и временем. Верно?
Тишина. Я засмеялся.
— Точно. Я так и думал. Через сотни и миллионы лет цивилизации людей и фангов достигнут абсолютного могущества. Так?
—
— Крайности сходятся, не так ли, Отрешенный? — Я встал, подставляя лицо под холодные пощечины ветра. — Люди, фанги — какая разница, если уже не осталось тел… и планет, на которых живут. Просто разум — всемогущий, всесильный. Нес… тот фанг, с которым я дрался на Клэне, не врал. Вы их потомки. Но и человеческие одновременно.
—
— Значит, войны не будет, — сказал я. — Не может быть — иначе мы истребили бы друг друга.
—
— Значит, она есть, эта возможность?
—
— И мы можем не воевать?
Пауза. И равнодушный голос Отрешенного:
— В той реальности, где я существую, война была.
Я засмеялся.
— Ты не лучше Сеятелей, Отрешенный. Ты так же уверен в неизменности прошлого. И так же стремишься сохранить эту неизменность.
—
— И тебя тоже! — с яростью воскликнул я. — Ты сдохнешь, ты не возникнешь вообще!
—
Я молчал. Я понял — наконец-то понял, с кем говорю.
— Что тобой движет? — прошептал я. — Что?
—
— Мне жалко тебя, Бог, — сказал я. И обернулся к неподвижной фигуре, скрытой бездонной тьмой. — Мне жаль тебя.
—
— Там, на плато, у Хейорза — это был Ты, — прошептал я. — Все, кто там был — Ты. И Данька с Земли — это Ты. И среди моих врагов… выйди на свет!