Он зарыдал, с ним началась истерика. Он всхлипывал, икал, утирался рукавом, бормотал какие-то слова… казалось, он сошел с ума. Сцена была безобразной. Капитан Астахов сверлил парня тяжелым испытующим взглядом, не умея определить, можно ли ему верить или все блажь и игра. Прозвище у капитана – Коля-буль, в честь его любимой собаки, буля со скверным характером по имени Клара; в хватке обоим не откажешь: как вцепятся – пиши пропало. Максим капитану не нравился, но интуиция его в данный момент молчала, и Николай начинал склоняться к мысли, что Максим чист и ни сном ни духом.
Федор полулежал на диване, чувствуя, как подкатывает тошнота и в горле бьется горячий ком. Он все время сглатывал тягучую сладковатую слюну, в затылке билась тупая и тяжелая боль. Он чувствовал, как его захлестывает и уносит куда-то густая волна; кажется, он потерял сознание…
Пришел он в себя уже в машине.
– Держись, Федя, – услышал он голос капитана. – Не вздумай врезать дуба! Убью! Что за хрень сегодня… блин… чертов козел… упрямый как… э-э-э… ну, дал… твою… Бонд! Как баба, послушай и поступи наоборот! Идиот, повелся… как пацан! Ну, Алексеев!
Похоже, капитан разговаривал сам с собой. Федор попытался повернуть голову и тут же закрыл глаза, пережидая сильный приступ головокружения.
– Оклемался? – спросил Астахов, заметив его движение. – Как оно, терпимо?
– Кажется… Куда мы?
– В больницу, куда ж еще. Или у тебя другие планы? Молчи, философ! – повысил он голос, увидев, что Федор собирается что-то сказать. – Хватит, отбегался! Хуже Савелия… блин! Не ожидал.
– Коля, зачем… Вадим приходил? Причина была такая серьезная, что он пошел на новое убийство, он не мог не догадываться, что за домом следят… и все-таки… пришел…
– Забрать что-то… не знаю! Спроси чего полегче. Ты ж сам сказал, за деньгами. Думаешь, Максим знает? Не похоже, что врет, совсем спекся парень.
– Ага… да… а где оно… может быть? На половине Максима?
– Не факт, может, на другой половине, у него должен быть ключ от запертой двери, второй ключ.
– Дверь… а! Почему ее заперли? – Федор снова потер лоб. – Если бы на его половине, он сразу бы пошел туда после убийства… А он пошел к Максиму… Нет, Коля, то, за чем он приходил, было у Максима. Возможно, деньги и документы… Вадим – беглец, положение у него безнадежное, он рисковал, он просил помощи, и Максим принес туда деньги… как-то так. Он, говорит, был там в последний раз, когда нашли девушек, вот тогда и принес… и сообщил Вадиму. Обыска на его половине не было… Возможно, там тайник.
– Девушек нашли десять дней назад, почему Устинов пришел только сейчас?
– Боялся, выжидал, думал, уберут людей. Я думаю, он не хотел идти напролом. Еще три дня назад он был в лесу… – Федор потер лоб. – Я сначала думал, что он был там все время… Нет! Он был в другом месте… где-то. И еще что-то… Что-то… Не могу вспомнить…
– Ладно, остынь, Алексеев, не напрягайся, а то жила лопнет. Савелий мне не простит…
Глава 24
Что может больная голова
– Федя, твое лекарство! – Заботливый Савелий стоял над душой Федора с таблеткой и стаканом воды. – И не читай так много, отдохни! Доктор сказал, тебе надо отдыхать. Звонил Коля, спрашивал, как у тебя с режимом, я сказал, соблюдаешь.
– Савелий, ты умеешь варить кофе?
– И не думай! – замахал руками Савелий. – Доктор сказал, никакого алкоголя и кофе. Потерпи, Федя. Хочешь ромашковый чай?
Федор вздохнул:
– А ты не собираешься в магазин?
Бледный, с синяками под глазами, с перебинтованной головой, он лежал на диване, укрытый пледом.
– Пока нет, у нас все есть. Федечка, что ты хочешь покушать? Зося передала куриный бульон. Или лучше овсяночки? А потом ромашковый чай, – ворковал Савелий, наряженный в фартук с зайчиком. Фартук он принес из дома, так как у Федора их отродясь не водилось.
«Я не лошадь», – хотел сказать Федор, но вместо этого, подумав, сказал:
– Можно овсяное печенье с изюмом.
– С изюмом?
– С изюмом. Или без изюма. Все равно. Савелий, ты хочешь моей смерти?
– Федя, о чем ты говоришь? – испугался Савелий. – Тебе плохо? Вызвать врача?
– Свари лучше кофе!
– Но…
– А то я сам!
– Тебе нельзя вставать! – вскинулся Савелий. – Доктор сказал…
– Сядь, Савелий, поговорить надо.
– Что, Федя? – Савелий придвинул к дивану стул.
– Мне нужен твой совет. Но сначала кофе, а то голова чего-то… – он потрогал голову, – …не соображает. А разговор важный.
Савелий задумался, на лице его отразилась борьба.
– Ладно, Федя, только не крепкий, – сказал он наконец. – Ты лежи, я сейчас. – Он побежал на кухню.