Стеклянный ангел

«Вот тебе еще одна несправедливость, — думал Миша, обходя заледеневшие лужи на асфальте, — нет, чтобы наоборот: отморозка этого в участок, и надолго, лет так на десять, а меня домой, к маме, которая волнуется сейчас, наверное… очень волнуется». Он соображал, как добраться до дома. Автобусы уже не ходят, это факт, двенадцатый час ночи. На такси, — он похлопал себя по карманам, — не наскрести.

И тут со спины его осветили фары. Скользнули по стене тени, и, вихляя, убежали прочь, куда-то за подворотню, в черноту ночи.

Два бугая схватили Мишу за руки, потащили к машине.

— Эй, вы чего? — закричал Миша, но тут его скрутили и втолкнули в открытую дверь.

Бугаи сели по бокам, и теперь вблизи Миша узнал в одном из них бульдога-охранника, того, что наддавал ему у здания суда.

«Понятно, — подумал Миша, — к Сенину везут». И даже не стал ничего спрашивать у парней, а чего спрашивать: из машины они его все равно не выпустят.

Странно, но страха Миша не испытывал. Не посмеет, думал он, сегодня столько свидетелей наблюдало их драку, не посмеет.

Маме, наверное, с ума бедная сходит, позвонить бы, предупредить, успокоить.

— Слушай, друг, — повернулся он бугаю, сидевшему слева, — дай позвонить. Очень нужно.

Бугай кулаком так ткнул Мишу в бок, что он задохнулся и долго приходил в себя, открыв рот и вытаращив глаза.

— Ну, ты, — неожиданно вступился Сенинский бульдог, — ты чего это руки распускаешь? Герман Олегович не велел его и пальцем трогать.

— А че он… — лениво пробасил бугай.

— Да ниче, я тя щас за это из машины выкину.

— Да ладно, Стас, — примирительно сказал бугай, — не буду больше.

Глава восьмая

Ехали долго — в городе пробки, за городом — мокрая дорога, дождь, все сильнее хлеставший по лобовому стеклу — так, что дворники не справлялись.

Миша узнал дом, к воротам которого его привезли. Дом Сенина-старшего, в прошлом году Миша караулил вот за этими березками, ждал своего подопечного, обвинявшегося в изнасиловании, и прятавшегося от правосудия и журналистов в отцовском доме. Через два дня девушка забрала заявление, оскорбление было компенсировано крупной суммой, и Миша злился — опять подонку сошло с рук.

Мишу завели во двор, он шел по выложенной гранитом алее, и думал о том, что во дворе их многоэтажки ночами собираются алкоголики, которые сломали все деревья и качели на детской площадке, которые мочатся в песочницы, и которых бесполезно увещевать, бесполезно им бить морды. Потому что они как птица-феникс возрождаются вновь и вновь, только не из пепла, а из грязи, которая чавкала под ногами и липла на обувь, когда Миша возвращался домой после работы и обходил алкоголиков стороной, потому что один в поле не воин, потому что против лома нет приема, потому что дома ждала мама, и он не имел права рисковать жизнью из-за песочницы. А здесь — Миша вдохнул полной грудью — такой чистый воздух и так волшебно пахнет хвоей. Это запах сосен, что темнеют в глубине участка, отделенного от леса только декоративной решеткой. Вокруг аллеи высажены вечнозеленые кустарники, в темноте белеет беседка, есть даже небольшой ручей с каменным мостом и ажурными перилами.

В огромном доме, больше похожем на замок, стояла тишина. Вслед за охранником, которого Миша про себя называл Бульдогом, он поднялся по лестнице, следом напирал бугай, который врезал ему в машине. Миша чувствовал себя арестантом, но старался не поддаваться страху, который, тем не менее, ледяной иглой покалывал в сердце.

Второй охранник остался у лестницы, Бульдог повел Мишу дальше. Они еще немного попетляли по коридорам, и, наконец, остановились перед высокой дубовой дверью с резными вставками по углам.

«Совсем зажрались, нувориши гребаные! — раздраженно подумал Миша, — только лакеев в ливреях не хватает!» — и спросил у Бульдога, который уже поднял свой кулак размером с маленький арбуз, чтобы постучать в дверь:

— Слушай, брат, ты в каком институте учился?

— А тебе какая забота? — спросил Бульдог с подозрением.

— Да вот узнать хотел, где таких холуев преданных готовят, может тоже надумаю.

— Ну ты, — Бульдог угрожающе развернул арбузный кулак в Мишину сторону, но тут из-за двери раздался спокойный, четко проговаривающий все звуки, голос:

— Это ты, Стас?

— Да, Герман Олегович. Разрешите?

Бульдог распахнул дверь и втолкнул Мишу в комнату. У порога Миша споткнулся о ковер и растянулся во весь рост, при этом пребольно ударившись коленом.

— Вставай, вставай! — зашептал Бульдог, поднимая Мишу за шиворот.

Но Миша вставать отказался наотрез и для пущей убедительности еще и заверещал:

— Ой, больно! Ой, больно, не могу!

— Что там у вас? — спросил голос из глубины комнаты.

— Ну, ты, козел, поднимайся! — зашипел Бульдог и, с усилием рванув Мишу вверх, поставил его на ноги.

— Все в порядке, Герман Олегович, — совсем по-другому, вежливо и почти интеллигентно, ответил охранник и подтолкнул Мишу вперед, — вот привел, как вы велели.

— Хорошо, ступай, позову, когда понадобишься, — сказал голос, и Стас ретировался, для верности ткнув Мишу кулаком в лопатку.