Утро следующего дня было воскресным и, проснувшись, Миша полежал несколько минут с ощущением блаженного расслабления во всех уставших накануне частях своего молодого, но основательно утомленного тела. Даже не глядя в окно, Миша точно знал: на улице прекрасная погода. Он чувствовал это. Разве в воскресенье может быть иначе? Даже если слякоть, даже если холодный дождь — все равно чудесная погода. И пусть он безработный, и для него сейчас, что понедельник, что воскресенье — одинаково, дело в самом ощущении выходного дня, маленького праздника. Миша еще не совсем забыл, как в детстве просыпался вот так же воскресным утром и несколько минут лежал в своей постели абсолютно счастливый, прислушиваясь к тому, как мама весело звенит посудой на кухне, готовя ему завтрак. Вот как сейчас. Он слышит звук приемника. Какой-то радиоспектакль передают мамочке на радость. Она любительница театральных постановок, но, к сожалению, последнее время Миша не так часто приглашает маму в театр, как хотелось бы им обоим. Цены на билеты очень выросли.
Что там передают интересно? Девичий голосочек звенит колокольчиком. Из какого это спектакля? Сейчас и не вспомнить. Миша снова потягивается — ох, как же хорошо! Его ноздри чуют самый главный атрибут воскресного утра — умопомрачительный запах свежей выпечки, который беспрепятственно залетает к Мише за ширму и будоражит все его обонятельные рецепторы.
Миша спускает ноги на пол, обувает свои любимые заношенные тапочки, что что, а в этом он консерватор, мама уже его не уговаривает — знает, что он привыкает к вещам так, что клещами не отодрать, — и прямо в трусах идет на кухню — поживится чем-нибудь вкусненьким.
И только встав на пороге кухни, прищуривая сонные припухшие глаза, соображает — это не радиоспектакль, голоса были самые что ни на есть реальные. За маленьким столом, покрытым белой в синий горох скатеркой, сидела мама — очень оживленная, — а напротив нее — свежеликая, розовая как бутон горной розы, — тьфу ты черт, почему при одном взгляде на нее такой бред в голову приходит? — в общем, напротив мамы сидела она — медовая девушка и маленькой серебряной ложечкой — той, что подарил сосед Гавриил Аронович на первый Мишин зубок, — ела мед из фарфоровой розетки из сервиза на двенадцать персон, а на столе стояла трехлитровая банка желтого меда, и мама то и дело притрагивалась к банке и охала в восхищении, и качала головой.
Увидев Мишу, медовая девушка из розовой стала пунцовой, ложечка застыла на пути к хорошенькому рту, глаза сначала округлились, а потом зажмурились. Она еле слышно пискнула и покачнулась на стуле.
Чуткая мама всплеснула руками и вскочила:
— Миша! Ну, ты что?! В одних трусах при гостях-то!
Миша опустил голову вниз и, кажется, тоже покраснел, по крайней мере, уши загорелись точно. Трусы были несерьезные, не предназначенные для обозрения их скромными девами.
— Носи на здоровье! — сказала Валентина Васильевна, когда в прошлый День Защитника вручала Мише шуршащий пакет, перевязанный голубой ленточкой. — Отличный трикотаж, хотя и турецкий.
Трикотаж, и правда, был отличный, не тянулся, катышков не образовывал, не линял. Вот только дизайн был слишком уж фривольный — одна сторона трусов была сплошь покрыта пурпурными сердечками, а на другой — толстенький амур целился из лука, и надпись кудрявилась над его головой: «От меня не уйдешь!»
Бедная девушка… Что должно было происходить в ее нежной душе, после того как она узрела почти голого молодца в таком провокационном исподнем?
— Пардоньте, — сконфузился Миша и срочно ретировался за ширму — привести себя в достойный вид.
Влез в джинсы, натянул футболку и только потом удивился: откуда она здесь взялась? Может, я еще сплю, и она мне снится?
Потряс головой, потер глаза и даже ущипнул себя за ягодицу. Нет, не снится. Вот же звенит голосочек на кухне, оклемалась сердечная после того как узрела раздетого, вернее неодетого, мужчину.
Миша вошел и сел напротив. Мама налила ему чай.
— Кушай сынок, такой вкусный мед принесла Оленька, просто дух захватывает — такой аромат! И оладушки, пожалуйста, кушай. Мне вот Оля рассказала один секрет, оказывается, в тесто нужно капельку дрожжей добавлять, тогда оладьи будут пышными. В следующий раз обязательно попробую.
Миша запихнул в рот сразу два оладушка и взглянул на Олю, все еще раздумывая: не фантом ли она?
Она взгляд выдержала, глаза не опустила, смотрела очень серьезно, не улыбаясь.
— Так вы Оленька издалека приехали? — спросила мама и многозначительно поглядела на Мишу: мол, чего сидишь букой? Развлекай гостью!
— Да, — кивнула девушка, — издалека.
— Значит, вы продаете такой замечательный мед на рынке? И чей же это мед? Наверное, у ваших родителей пасека?
— Нет, не у родителей, — Оля продолжала смотреть на Мишу.
А у него от ее взгляда застревали в горле медовые оладушки. Он закашлялся, мама постучала по спине.
— Не торопись, Миша, никто не отнимет! — она засмеялась и посмотрела на Олю, приглашая и ее посмеяться над Мишиной неуклюжестью.