Стеклянный букет

Двойка по истории! А я сижу совсем спокойный, хотя все ребята у нас в классе чуть не попадали с парт, когда Сазонов, вместо того чтобы отвечать Николаю Митрофановичу урок о том, как в Римской империи произошла революция, стоял чуть не полчаса и молчал, как немой. А Николай Митрофанович покраснел и спрашивает:

— Может быть, ты все-таки объяснишь, что с тобой такое? Отчего не выучен урок? Ведь до сих пор Сазонов был у меня лучшим учеником по истории!

Лучший ученик молчал. Тогда Николай Митрофанович покраснел еще больше и нагнулся над классным журналом. Все наши вытянули шеи, и передние громко зашептали:

— Двойка! Двойка!

Потом был звонок, и ребята окружили меня и спрашивали, как это я так завалился на истории.

— Наверное, он «Трех мушкетеров» читал все эти дни. Я ему только что дал. Правда, Андрюха? — сказал Винтик.

Тут подошел очень сердитый Паша Воронов:

— Придется тебе объяснить на совете отряда твое поведение, Сазонов, — сказал он. — Ты своей двойкой всех подводишь…

Но я все время был совсем спокойный и никому ничего не отвечал. Потом пошел домой, хотел по привычке постучать в дверь к Соне, рассказать про двойку, но вспомнил, что теперь этого нельзя. Так и прошел мимо.

18 ноября

Ура! Ура! Все поправилось, все стало по-старому, по-хорошему! Я опять могу ходить к Зингерам, и Соня не сердится на меня! Это все сегодня случилось.

Дело в том, что я эти дни ходил такой, что мама даже забеспокоилась. Вчера вечером я делал вид, будто учу уроки, а сам просто так сидел. Но маму не проведешь. Она подсела ко мне, взяла меня за голову.

— Ну, выкладывай, — говорит, — что у тебя случилось? Что ты нос повесил?

Тут уж не знаю, как вышло, только я выложил ей все про это дело с Соней. Как я встретил ее и побоялся перед ребятами ее признать. И как двойку по истории получил. И как мне теперь противно про это даже думать.

Мама выслушала, подумала и сказала:

— Отвратительно, что и говорить. Но поправить это можно.

— Как? — спросил я.

Я очень надеялся, что мама придумает.

— Ты должен пойти к Соне и рассказать ей все так, как рассказал мне, и попросить у нее прощения. Думаю, что она тебя простит.

— Не пойду! — сказал я. — Не могу! И не уговаривай меня!

— Как хочешь. Я тебя не уговариваю, — сказала мама.

Мы легли спать, но я не мог заснуть почти всю ночь. И когда пошел в школу, опять сидел, как связанный, и все уроки плохо слушал. А потом, когда я вошел в наш подъезд и стал подыматься по лестнице и шел мимо двери Зингеров, я вдруг взял и постучал.

Даже сам не знаю, как это у меня получилось.

Мне открыла дверь сама Соня. Стоит в дверях и молчит. Я тогда говорю:

— Можно мне опять к вам, Соня? Я знаю, Соня, как ты плохо обо мне думаешь. Только я про себя еще хуже думаю. Честное слово даю. Давай будем опять дружить? Ладно?

Соня посмотрела на меня, потом засмеялась.

— Ладно, — говорит, — входи, дурной такой… Я на тебя больше не сержусь.

20 ноября

Мы с Лешей Винтиком дружим с первого класса. Ничего, что у него смешная фамилия и что он немножко воображает о себе: вдруг ему покажется, что он все лучше всех знает или что он самый сильный. Конечно, он сейчас же начинает нос задирать, но это у него скоро проходит.

Наша классная руководительница Ольга Петровна называет Лешу «неуравновешенным». А ребята смеются: просто, говорят, у большого Винтика маленькие винтики не в порядке. Но, в общем, Леша очень хороший, и мы с ним всегда вместе ходим домой.

Отец Леши — майор, орденоносец (он теперь где-то в командировке), а мать — чертежница. Какую она подарила Леше линейку! Желтую, лакированную, с делениями. Я потом эту линейку даже во сне видел.

Только Винтик все-таки ссорится с матерью. Он обязательно решил стать героем, как отец, совершать подвиги, а мать на это не обращает внимания: просит сходить в керосиновую лавку или там за хлебом. Конечно, Лешке это неинтересно, он или отказывается, или просто грубит.

Вчера все началось еще с утра.

Винтик пришел в школу сердитый, меня даже по спине не стукнул, а это значит, что с матерью у него опять неприятности. Потом на географии Николай Митрофанович вызвал Винтика и велел ему показать на немой карте Дунай. Винтик учится вообще хорошо, но в этот день ему ужас как не везло. Он взял указку и, не подумавши, показал прямо на Сену. Мы все ахнули, а Николай Митрофанович нахмурился.

— Стыдно вам, Винтик, — говорит: — ваш отец сражался на Дунае, а вы даже не знаете, где этот Дунай находится.

Ну, Винтик закусил губу, пошел на место и всю перемену молчал. А когда кончились уроки, он мне вдруг говорит:

— Давай пойдем домой по бульвару — погода хорошая.

Я посмотрел в окно. Погода самая дрянная: слякоть, лужи, под ногами — кофейная гуща. Ну, я понял, что Леше не хочется домой показываться после ссоры.

Пошли мы с ним по бульвару. Винтик вздумал вдруг по лужам землей кидать.

— Давай, кидай! — говорит. — У кого выше вода подымется?

Взял он комок глины, смял его и — бац в самую середку большой лужи.

— Батарея, к бою! — кричит. — Огонь!