Стеклянный Дворец

Некоторые клиенты нахмурились, заметив, что говорит мальчишка-разносчик, калаа из-за моря — индус с такими же белыми зубами, как белки глаз, и кожей цвета полированного темного дерева. Он стоял в центре закусочной, держа стопку выщербленных керамических мисок, и робко улыбался, словно смущаясь от того, что выставил на всеобщее обозрение свои драгоценные знания.

Его имя означало "принц", но в его внешности не было ничего королевского — засаленная безрукавка, неаккуратно завязанная лонджи [1] и покрытые толстой коркой мозолей босые ноги. Когда его спрашивали, сколько ему лет, он отвечал, что пятнадцать, а иногда — восемнадцать или девятнадцать, потому что такое большое преувеличение придавало ему ощущение силы, как будто он уже вырос и окреп, и телом и разумом, хотя на самом деле Раджкумар оставался всего лишь ребенком. Но он мог бы говорить, что ему двадцать, и люди всё равно бы верили, потому что он был крупным и статным, выше и шире в плечах, чем многие мужчины. А из-за очень темной кожи трудно было разглядеть, что его подбородок гладок, как ладони, без малейшего следа пробивающегося пушка.

В то ноябрьское утро Раджкумар находился в Мандалае по чистой случайности. Его лодка — сампан, на котором он работал мальчиком на побегушках — нуждался в ремонте, пройдя вверх по Иравади из Бенгальского залива. Владелец перепугался, когда ему сказали, что работы займут не меньше месяца, может, и больше. Он не мог позволить себе столько времени кормить команду и решил, что некоторым придется поискать другое занятие. Раджкумару велели идти в город, находящийся в паре миль от реки. На базаре напротив западной стены форта, ему следовало найти женщину по имени Ма Чоу. Она была наполовину индуской и держала небольшую закусочную, возможно, у нее найдется для Раджкумара какая-нибудь работа.

Вот так и получилось, что в возрасте одиннадцати лет Раджкумар вошел в Мандалай и впервые в жизни увидел прямую улицу. По ее обочинам стояли бамбуковые хибары и крытые банановыми листьями лачуги, валялись навозные лепешки и кучи мусора. Но прямизну дороги не мог замарать обрамляющий ее мусор, она была похожа на пересекающую бурное море дамбу. Улица уводила взор вдаль, через весь город, мимо ярко-красных стен крепости к далеким пагодам на мандалайском холме, сияющим на склоне, словно ряд белых колоколов.

В своем возрасте Раджкумар много где успел побывать. Лодка, на которой он работал — суденышко, обычно державшееся у открытой воды, шныряя вдоль протяженных берегов омывающего Бирму Бенгальского залива. Раджкумар был в Читтагонге и Бассейне и еще во множестве городов и деревушек между ними. Но ни в одной поездке он не видел таких оживленных улиц, как в Мандалае. Он привык к бесконечно извивающимся переулкам и проездам, когда ничего не разглядишь за следующим поворотом. Здесь же было нечто новое: улица, которая шла прямо и не сворачивая, и из центра города можно было разглядеть горизонт.

Когда показалась громада форта, Раджкумар остановился посреди улицы. Цитадель выглядела истинным чудом, со своими стенами длиной в целую милю и огромным рвом. Крепостные стены с бойницами возвышались почти в три этажа, но с парящей легкостью, красные, украшенные узорчатыми воротами с крышей в семь ярусов. От стен аккуратной сеткой расходились длинные прямые улицы. К тому времени, как Раджкумар вспомнил, для чего его послали в город, уже почти стемнело. Он вернулся к западной стене форта и спросил Ма Чоу.

— Ма Чоу?

— У нее закусочная, там еду продают — баяджай и всякое такое. Она наполовину индуска.

— А, Ма Чоу.

Ничего удивительного, что этот индийский мальчишка-оборванец искал Ма Чоу — она часто нанимала на работу в закусочную приблудных индусов.

— Вон она, та худенькая.

Ма Чоу оказалась изможденной женщиной небольшого роста со свисающими на лоб, словно тент с бахромой, кудряшками. Ей было слегка за тридцать, и выглядела она больше бирманкой, чем индуской. Она поджаривала овощи, согнувшись над чадящим маслом и прикрывшись рукой. Женщина подозрительно оглядела Раджкумара.

— Чего тебе надо?

Он начал объяснять про лодку и ремонт и что ему нужна работа на несколько недель, но она его прервала, заголосив во всю глотку и закрыв глаза:

— Ты что, вообразил, будто я работу под мышками держу, вынь да положь? На прошлой неделе мальчишка сбежал с двумя кастрюлями. Кто поручится, что ты не поступишь так же?

Она продолжила в том же духе.

Раджкумар понял, что эта вспышка не нацелена на него лично, дело было скорее в пыли, шипящем масле и ценах на овощи, чем в нем или в его словах. Он опустил глаза и продолжал стоять, переминаясь в пыли, пока она не закончила.

Ма Чоу умолкла и осмотрела его с ног до головы.

— Кто твои родители? — наконец спросила она, вытирая испарину со лба рукавом айнджи [2] в разводах от пота.

— У меня их нет. Они умерли.

Она задумалась над этим, покусывая губы.

— Ладно. Приступай к работе, но помни, что не получишь ничего, кроме еды три раза в день и места для сна.

— Больше мне ничего и не надо, — усмехнулся он.