— Подумай, какую они здесь ведут жизнь, эти молодые европейцы. В лучшем случае, им придется провести в джунглях два или три года, до того как они настолько ослабнут от малярии или лихорадки денге, что не смогут далеко удаляться от докторов и больниц. Компании прекрасно это известно, она знает, что через несколько лет эти люди преждевременно состарятся в возрасте двадцати одного года, и их поставят на должность чиновника в городе. Лишь только что прибыв, семнадцати- или восемнадцатилетние, они могут вести подобную жизнь, и за эти несколько лет компания должна извлечь из них всю возможную прибыль. И она бесконечно посылает этих молодых людей из лагеря в лагерь, почти не давая передышки. Взгляни на этого: мне сказали, что у него уже был тяжелый приступ лихорадки денге. Он не старше тебя, Раджкумар, ему, вероятно, восемнадцать или девятнадцать, и вот он — больной и одинокий, в тысячах миль от дома, окруженный людьми, чьи пристрастия он никогда не узнает, в гуще леса. Посмотри на него: вот он, читает книгу, без следа страха на лице.
— Но ты тоже далеко от дома, Саяджи, — сказал Раджкумар. — Как и я.
— Но мы не так далеко, как он. И сами по себе мы бы ни за что не пришли сюда, собирать дары этого леса. Взгляни на оо-си в лагере, взгляни на хсин-оука, лежащего на циновке, оглушенного опиумом, посмотри на их ложную гордость своими навыками управляться со слонами. Они считают, что поскольку их отцы и семьи работали со слонами, никто так не знает этих животных. Но пока не пришли европейцы, никто и не думал использовать слонов для валки леса. Слонов использовали только в пагодах и дворцах, для войн и церемоний. Именно европейцы поняли, что прирученные слоны могут работать на пользу человеку. Именно они изобрели всё, что ты видишь вокруг нас в лагере. Весь этот образ жизни — дело их рук. Именно они придумали способ умерщвлять деревья, как таскать бревна с помощью слонов и систему сплава вниз по течению. Каждая деталь структуры и размещения хижин, план таи, использование бамбуковых циновок и ротанга — их изобрели не оо-си со своей древней мудростью. Всё это появилось в уме таких людей, как сидящий в этом таи — мальчишек ненамного старше тебя.
Торговец ткнул пальцем в виднеющийся в таи силуэт.
— Видишь этого человека, Раджкумар? — сказал он. — От него ты можешь многому научиться. Как склонять природу на свою сторону, как сделать растущие из земли деревья полезными для человека, что может быть более восхитительным и вдохновляющим? Вот что я сказал бы мальчику, у которого впереди вся жизнь.
Раджкумар решил, что Сая Джон сейчас подумал не о нем, его луга-леи, а о Мэтью, отсутствующем сыне, и осознание этого внезапно его опечалило. Но боль длилась только мгновение, а когда она затихла, Раджкумар почувствовал себя намного сильнее и лучше подготовленным. В конце концов, он был здесь, в лагере, а Мэтью — в далеком Сингапуре.
Глава седьмая
В Ратнагири многие полагали, что король Тибо всегда первым узнавал, когда море требовало жертву. Он ежедневно проводил на балконе многие часы, всматриваясь в море через бинокль с золотой оправой. Рыбаки научились узнавать хорошо различимые двойные проблески на холме, словно знак поддержки. Люди говорили, что в Ратнагири не может ничего произойти, чтобы король не узнал об этом первым.
Но самого короля ни разу не видели с того дня, когда он проехал из бухты вместе с семьей. Королевские экипажи часто появлялись в городе, запряженные пегими лошадьми и с усатым кучером, но король никогда в них не выезжал, а если бы это и делал, что всё равно никто бы его не заметил. У королевской семьи было два гаари: открытая коляска и брогам с занавешенными окнами. Ходили слухи, что король иногда скрывается внутри брогана, но никто не был в этом уверен из-за тяжелых бархатных штор.
Принцесс, с другой стороны, видели в городе три или четыре раза в год, они ездили к пристани Мандви, в храм Бхагавати, или домой к тем английским чиновникам, которых им дозволено было посещать. Горожане их узнавали — Первую, Вторую, Третью и Четвертую принцессу (последняя родилась в Ратнагири, на второй год королевского изгнания).