Стеклянный Джек

Хихиканье оборвалось. Словно бита саданула по мячу. Дубинка мясника врезалась в окорок. Рука Марита вновь взлетела и опустилась: удар, ещё удар, и опять по лицу. Гордий заверещал тонким голосом и попытался не то улизнуть, не то оттолкнуть Марита. Новый удар, прямо в глаз. Марит запустил левую руку в длинные волосы Гордия и крепко ухватился. Ещё один удар, в нос, и в воздух змеёй взвилась струйка тёмной жидкости. Гордий сопротивлялся, и от этого они вращались, их ноги то и дело оказывались там, где секунду назад были головы, но всё внимание Марита было поглощено тем, куда наносить удары: вот кулак угодил в щёку, вот во второй раз обрушился на глазницу, и вопли Гордия сделались громче. Наконец кулак врезался в лобную кость, и раздался треск; Марит ослабил хватку. Он отпрянул, прижимая правую руку к груди.

– Ты мне сделал больно! – зарычал он. – Я об тебя руку разбил, ты… раздутый мешок жира…

Гордий свернулся в позу зародыша, обхватил себя руками, всхлипывая; его большое тело начало медленно вращаться. Струйки кровавой слизи в невесомости свивались в причудливые узоры.

– Ну как ты там, божонок? – сказал Луон, но ответа не дождался.

Марит подобрался к куску льда, парившему посреди пещеры, и попытался остудить покрасневшие костяшки.

– Вы это хоть унюхали? – вопросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Нам что теперь, дышать этим? Вот ещё. Я пас.

Жак подплыл к толстяку и попытался его успокоить. Понадобилось много времени, чтобы уговорить его убрать ладони от лица, и Жак увидел, во что оно превратилось. Кровь, вытекшая из носа, свернулась и сделалась похожа на пучок водорослей, а левый глаз заплыл и не открывался. Было много ссадин, и уже появлялись первые синяки – будто кто-то пытался замостить его белые щёки крошечными тёмно-синими плитами. Жак раздобыл немного свежего льда, заставил Гордия рассасывать кусочки, чтобы хоть немного уменьшить отёки, и соскреб запёкшуюся кровь.

– Не так уж плохо, – сказал он. – Хотя глаз откроется через несколько дней.

– Почему Луон его не остановил? – пробубнил Гордий. Он всхлипывал, рот у него был полон льда. – Марит всё продолжал и продолжал. Почему Луон не вмешался и не остановил его?

– Зачем ему связываться с Маритом? Ради тебя? Ты такого не стоишь. Даже наоборот, – сказал Жак, – ему выгодно, что Марит выпустил пар, отлупив тебя, а не… ну ты понимаешь. Не его самого.

Избитое лицо Гордия помрачнело.

– Разве не он тут главный? Главный должен вести себя по-другому.

– Я не уверен, что ты правильно понимаешь, каково это – быть главным здесь, среди этих людей, – сказал Жак. – По-моему, нос у тебя не сломан.

Почему-то от этого известия Гордий захныкал.

– Тише, – неуверенно проговорил Жак, – вот тебе ещё лёд.

– Нам тут не выжить, ни тебе, ни мне! – сказал Гордий, превозмогая рыдания. – Сегодня они отыгрываются на мне, а завтра будет твоя очередь. Стоит им чуть разозлиться, расплачиваемся за всё мы двое. Нас изобьют до смерти. В самом прямом смысле. И хуже всего то, что мы ничего не можем сделать!

– Надо выбираться из этой каменюки, – сказал Жак, бросив взгляд через плечо.

Позади него включились три бура, каждый в своей комнате. Давиде, Э-дю-Ка и Мо взялись за работу; Луон наблюдал за ними, Марит возился со своей рукой.

– Отсюда нет выхода, – простонал Гордий. Потом уставился на Жака здоровым глазом. – Или есть?

– Сам скажи, божонок, – парировал Жак.

– Ты что-то задумал. Что? Что ты хочешь сделать?

– Дня начала, – сказал Жак, вытирая испачканные в крови руки о рубаху Гордия, – я закончу обрабатывать своё стекло.

– Это и есть ключ ко всему? – Гордий осторожно, кончиками пальцев ощупал своё избитое лицо, то и дело вздрагивая. – Правда-правда? Но твоё окно будет величиной с ладонь или меньше… какой от него прок?

– Никакого, – согласился Жак. – Абсолютно никакого.

Он хотел оттолкнуться и улететь, но тут Гордий схватил его за локоть:

– Возьми меня с собой.

Жак оглянулся и снова бросил взгляд на Марита. Потом опять посмотрел на толстяка.

– Я никому не скажу! – заявил Гордий. – Обещаю! Я буду молчать. И вообще, я не смогу тебя выдать, потому что не знаю, что ты замышляешь. Я просто понимаю, что ты и впрямь замышляешь. И когда ты это сделаешь, о чем бы ни шла речь… Когда ты… – Он закашлялся – кровь из носа попала в дыхательное горло. Сглотнул. – Когда ты это сделаешь, возьми меня с собой. Иначе я тут умру. Остальные пусть отбывают свой срок до конца. Они не будут скучать без нас.

– Они перегрызут друг другу глотки, – сказал Жак.

Гордий фыркнул и опять закашлялся.

– Послушай, – сказал он, переведя дух. – Я и в самом деле больше не бог, но мои люди богаты – они платят двадцатидвухпроцентный налог! Улановы дали им статус особого сообщества налогоплательщиков! Ты поможешь мне ради собственной выгоды. И… и… и вообще, если ты меня тут бросишь, то совершишь убийство. – Гордий покачал головой, опухшей от побоев. – Так что же ты собираешься сделать? Каков твой план? Зачем тебе окно?

Жак посмотрел на него.

– Я хочу, – сказал он тихо, но отчётливо, – видеть, что происходит снаружи.