Стеклянный Джек

– Я чувствовала неладное, – сказала Диана. – Жестоко убили слугу, всего в нескольких метрах от наших с Евой спален! В других обстоятельствах МОГмочки тут же выдернули бы нас оттуда. С их паранойей лучше не шутить, когда речь идёт о нашей безопасности. Но они вели себя так безмятежно. Убийство, совершенное с применением грубой силы? Никуда не уходите, синички вы наши. – Она покачала головой. – Это было… нетипично. И вся эта болтовня о том, что КРФ в крови наших слуг – гарантия нашей безопасности?

– Это действительно был один из наших предохранителей, – возразил Яго. – И тебя ведь хорошо охраняли. Или, по крайней мере… – Он поморщился, вспомнив Доминико Деньо. – Так мы думали. И убийца не желала тебе зла. Она обратила всю свою враждебность на другого человека.

– Как ты её выбрал?

– Я искал подходящий случай. Найти было нетрудно. В трущобных пузырях царит теснота. Там всё кипит. Я отобрал с полдюжины возможных групп из сотен первоначальных вариантов и отправил их всех проходить гравитационную подготовку. Когда этого Петеро – мерзкий был тип на самом деле – убили, я присмотрелся. И увидел потенциал Сафо. Тогда-то всё и решилось.

– Ты не мог быть уверен в том, что она убьет Лерона.

– Нет, – согласился он. – Но это было очень вероятно. Я видел, как развивается динамика в группе. И у нас ведь оставалось три недели до твоего дня рождения, в конце концов. В какой-то момент он должен был загнать её в угол, и она бы этого не приняла. Или сыграла бы на опережение. Я переживал лишь о том, чтобы убийство не оказалось слишком шаблонным, слишком очевидным для тебя. Но даже в этом случае тебе пришлось бы разрешить главную загадку. По моим расчетам, ты должна была быстро понять, что Сафо и есть настоящий убийца; но я хотел увидеть, сможешь ли ты вычислить того, кто стоял за всем этим. Меня.

– Это было нетрудно, – угрюмо проговорила она. А потом вдруг взорвалась: – Подарок на день рождения? Только псих мог подарить девушке на шестнадцатый день рождения труп.

– Как раз в этом, – сказал он, протягивая ей обе руки ладонями кверху, – всё и дело.

– В этом? Ты нарочно меня разозлил?

– Да.

Гнев полыхал внутри неё, словно факел.

– Ты ужасен, – бросила она. – Значит, в этом всё дело? Человек умер! Он не был святым, наверное… но кто из нас святой? Ты-то уж точно нет! Богиня моя, да остались ли вообще святые? И он умер. – Чем больше она говорила, тем больше распалялась. – Это не игра. Я чуть не умерла!

Яго покачал головой:

– Джоуд ни за что бы не убила тебя. Ты слишком ценна для Улановых живой. Как и твоя сестра.

– Заткнись! Убийца наставил на меня пистолет и улыбнулся! Мне ещё шестнадцати нет, но я почувствовала приближение смерти. Это не игра… – Она теперь говорила громко и хрипло, изливая обширные запасы злости, отвращения и горечи, о существовании которых раньше и не подозревала. – Как ты смеешь… играть с жизнью и смертью? Делать из них подарок на день рождения?

Его бесстрастное лицо. Диана поняла, что не может больше его выносить. Встать на ноги, превозмогая эту жуткую силу тяжести, было, как всегда, целым приключением, но она справилась и ринулась прочь. Сафо стояла у двери, подслушивала, привлечённая разговором на повышенных тонах. Но Диа и с ней не хотела общаться (хотя в этом не было её вины) и, удалившись в свою комнату, завернулась в одеяло. Было холодно. Стояло позднее лето, но всё-таки было холодно. Всё в этом месте казалось неправильным. Вся её жизнь вышла из строя.

Они находились высоко. В горах всегда такая погода.

С высоких мест надо смотреть вниз. Она летела на крыльях гнева, словно орлица. Как он посмел? Играл с ней, использовал живых людей вместо пешек. Он и впрямь думал, что она обрадуется, получив на свой шестнадцатый день рождения труп?

У гнева, как известно, есть интересная особенность: чем сильнее направляешь его вовне, целясь в вездесущую несправедливость, тем заметнее он подстёгивает чувство обиды и жалости к себе. Неужели Диана злилась из-за того, что Яго отнёсся к жизни и смерти Лерона с таким экзистенциальным пренебрежением? Разумеется, нет. Подумав, она всё поняла. Разве могла её так поразить судьба человека, о котором ей были известны лишь какие-то обрывочные сведения? Гнев, как ни крути, абстракциями не разжечь. Итак, что же заставило её выйти из себя? Её собственная жизнь. Узилище её существования, под стражей тюремщиков, называющих себя телохранителями. Отсутствие всего, что можно считать свободным выбором. Возможно, в этом не было вины Яго, если не считать того, что он был частью более значимой управляющей машины. То есть был виноват. И она злилась именно на него.

Она подумала о множествах.