- Я не желаю ничего о нем слышать, - заявила она непреклонно и даже забрала свою руку, - и послушай меня хотя бы в одном - он не должен видеть статую!
- Конечно, - сказал я заворожено, - как хочешь. Она твоя.
Потом Эрна ушла по своим делам, и я так и не дождался не то что поцелуя в благодарность, а даже радости на ее лице. Мне казалось, что я бегу за собственной тенью. Чем больше я для нее делал, тем больше она отдалялась от меня.
Я, как всегда, не любил большие шумные пирушки. Вечером мы заперлись с Амильо и неплохо напились вдвоем.
- Кто эта женщина? - первое, что он спросил, когда в голове помутилось, а язык развязался.
- Моя знахарка, - ответил я.
- Какие у нее ужасные глаза!
- Она колдунья.
- Где ты ее подобрал?
- Прибилась к обозу...
Распили еще одну бутылку. Больше он про Эрну не спрашивал. Да и у меня были свои вопросы.
- Итак, Амильо, город наш. Дворец наш. Где же твоя бесценная вещь?
- Ее нет, - сказал он с досадой, - я же тебя предупреждал! Поздно!
- Так что это было?
- Циклус. Живая статуя. Он знал всё.
- И ты бы мог ее оживить?
- Я? Не смеши... Это могла только моя жена. Теперь никто не может, - он треснул бокалом по столу, - поздно! поздно! Уже тогда было поздно... Когда я просил тебя, она была уже мертва.
- А как она к тебе попала? - я имел в виду статую, и это был самый больной для меня вопрос.
Герцог ответил просто, не скрывая:
- Я купил ее у хозяина. За пять тысяч золотых дорлинов.
Что-то при мне никаких денег не было!
- И он так сразу согласился? - спросил я.
Амильо кивнул.
- Конечно. Этот болван понятия не имел об истиной цене своей статуи! Он вообще оказался припадочным: перерезал всю семью и сбежал.
Теперь я треснул бокалом по столу.
- Припадочным!.. Говоришь, пять тысяч ему заплатил?
- Да. За обычную поделку это немало.
- Это целое состояние.
- Для таких, как этот актеришка, конечно! Он и не раздумывал.
- И что, ты самолично приходил к этому актеришке?
Герцог и на меня посмотрел как на деревенщину, а я просто хотел узнать, кто имел со мной дело.
- Нет, конечно. Для этого существуют слуги.
- И они живы, эти твои слуги?
- Откуда я знаю! - поморщился он, - что ты привязался!? Кто да за сколько? Какая теперь разница? Статуи нет, Анриетты нет! Всё! Конец! Вот только это и осталось!
Амильо выложил на стол свой синий обруч. Похоже, он с ним не расставался.
- Хочешь?
Что я мог сказать? Конечно, хочу!
У степи не было горизонта. Травы низко клонились от ветра, и быстро бежали по небу пушистые облака. Я шел. Никуда и ниоткуда, просто шел, расправив плечи, подняв подбородок, размахивая руками, и идти было радостно. Потом я бежал, едва касаясь земли, всё быстрее и быстрее, я торопился. Потом я увидел женщину и коня, на которого она собиралась сесть, и закричал, что есть силы: "Марта! Подожди! Марта!!!" Но меня было не слышно, и она не услышала, она просто засмотрелась на облако, и я успел подбежать, успел заглянуть в ее голубые огромные глаза и протянуть к ней руку, которая, конечно, прошла насквозь.
"Марта, я же тут, рядом! Ты видишь меня? Ты простишь меня когда-нибудь, Марта? Ну, как же мне докричаться до тебя!"
Она смотрела сквозь меня и не видела, потом вскочила на коня, отъехала, и почему-то обернулась. Губы ее шевельнулись, но слов я не разобрал. Я долго бежал за ней вслед, зная, что никогда не догоню ее...
Когда я увидел обруч на столе, то понял, что он потух. Теперь он блестел, как обыкновенная синяя стекляшка.
- Можешь его выбросить, - сказал Амильо безразлично.
Я откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.
- За твою жену, Алонский. И за мою сестру!
**************************************
""""""""""""""""""17
Эрна смотрелась в зеркало, что висело у нее между окон. На ней было узкое черное платье с глухим воротником, стянутое на талии простой веревкой. Я и раньше догадывался, что эта ведьма стройна как статуэтка, а теперь в этом убедился. Она вздрогнула, когда я вошел, и глаза ее нехорошо сверкнули в полумраке.
Было уже поздно, все огни в городе погасли, окна покрылись инеем, и потихоньку начал завывать ночной ветер. Комната освещалась только угасающим огнем в камине, я подкинул в него дров.
- Я хотела к тебе зайти, но ты заперся с этим человеком. Вы что, вместе пили?
- Так, самую малость.
- Я вижу.
- Ну что ты сердишься?
- Я просила тебя мне верить. Но ты, кажется, веришь ему.
Я был пьян, и она показалась мне более доступной в этом узком платье.
- Ну-ка иди сюда, я тебе всё объясню.
Я посадил ее к себе на колени, и поцеловал в ужасные глаза и сердитые губы.
- Ты, колдунья, скажи: можно заставить человека сделать то, что он не хочет?
- Конечно. Принуждением.
- Нет. Чтобы добровольно, и чтобы он сам не помнил об этом.
- Можно дать ему Чашу Юпитера. Это такой огромный кубок с четырьмя рубиновыми стеклами.
- Так вот, представь себе, герцог Алонский пил из такого кубка.
- Не может быть!
- Может. Он жертва чужого коварства, Эрна. Он не похож на труса и безумно любил свою жену.
Она как будто не замечала, что сидит у меня на коленях, и я беззастенчиво этим пользовался, гладя узкую спину и хрупкие плечи.
- Это он сам придумал? - хмурилась она.