Стеклянный ключ

Он взял ее за подбородок царапучими, желтыми от никотина пальцами, приподнял лицо, внимательно вглядываясь в светящиеся спокойные глаза и произнес:

— Счастлив твой Бог. Ну, прощай.

Затем резко повернулся и вышел, громыхнув дверью.

Татьяна поднялась на пару пролетов и, наконец, вытащила из кармана руку с пистолетом. Пистолет она поставила на предохранитель, задумчиво поглядела вниз, сквозь давно не мытое окошко, и шепнула:

— И твой тоже.

Глава 6

Кофе закончился еще в обед, чая не покупали вот уже недели две, и потому Николай свирепо прихлебывал кипяток, в который бросил две засахарившиеся от старости карамельки, обнаруженные в ящике у Сахалтуева аккурат под фотографиями расчлененного трупа из дела, месяца три как сданного в архив.

За окном было темно и неожиданно неуютно. Грянуло резкое похолодание, и майский вечер — еще вчера такой теплый и ласковый — сегодня встречал редких прохожих мерзким холодным дождиком и порывами пронизывающего ветра.

Час тому заглядывал к майору старлей из соседнего отдела, предлагал подбросить домой на служебной машине — благо собралась целая компания, но Барчук отказался. Какое-то седьмое чувство (шестым Николай полагал все же чувство юмора) подсказывало ему, что стоит дождаться коллегу Сахалтуева, который принесет в клюве свежие новости о Мурзике. Да и майору было чем поделиться с напарником. Ожидание затягивалось, и любой нормальный человек уже махнул бы рукой и отправился домой отсыпаться после длинного суматошного дня, но кто говорил, что Барчук — человек нормальный?

В результате он оказался прав в своем упорстве.

— Ждешь? — спросил от дверей Юрка. — Домой пойти, баиньки, в голову не приходило? Или адрес забыл? Так в паспорт загляни.

— А что ты все время меня отчитываешь? — взвился Николай. — Я с женой развелся, так ты над ухом жужжишь. Мне уже исполнилось восемнадцать, мамочка, я вполне дееспособный и сам могу принимать решения.

— Ой, тоже мне, агицын паровоз! Люди в такую погоду и в это время по домам сидят, ужин кушают. — И Сахалтуев безнадежно пошарил в ящике. — Вот черт, сигареты кончились.

— Поделюсь, — пробурчал майор. — Чего же ты тогда не домой пошел, а на службу поперся?

— Спинным мозгом чувствовал, что ты тут кукуешь один-одинешенек. Ужин вот привез от щедрот Кащеевых.

И Юрка принялся распаковывать сверточки из тяжелого пакета.

— Котлета с картошкой по-селянски. Кусок языка. А это что? А это рыба жареная, по фамилии судак. Ты же в буфет не спускался?

— Забыл, — признался растроганный майор, принимаясь за неожиданный ужин.

— Кипяток пьешь сиротский, — укорил его Сахалтуев. — И что глаголет твой свидетель Кочубей?

Барчук ждал, когда Юрка задаст ему этот вопрос, хотел его услышать и с ответом ждать не заставил:

— Врет и не краснеет, мерзавец.

— Даже так?

— Соловьем поет. Только что не в рифму. Без запинки. Без сучка и задоринки, чего, как показывает практика, в реальности не бывает.

— Ну-ну, это интересно, — Сахалтуев устроился на своем месте и по обыкновению водрузил ноги на стол. — Устал как собака. Рассказывай, начальник.

— Конечно, — передразнил Барчук тонким скрипучим голосом, — свидетель тонко намекнул мне, что рассказ его столь связен и логичен, потому что он сам проработал долгие годы в смежном ведомстве и хорошо знает цену любой мелочи. И что подготовился поэтому перед беседой, тщательно взвесил каждое слово. Только я ему ни на грамм не верю.

— Почему?

— А почему я знал, что ты сюда явишься?

— Закономерность, однако, сила привычки.

— И здесь закономерность. Юрик, а то ты не слышишь, когда тебе втирают? Зачем-то очень нужно Петру Федоровичу подставить нам некую гражданку Татьяну в качестве главной подозреваемой и потому преподносит ее просто-таки на блюдечке с голубой каемочкой. Причем, он и сам понимает, как неестественно выглядит его рассказ, вот и суетится со своими объяснениями про долгие годы службы на благо Родине. Хоть бы подождал приличия ради, пока я его спрошу, а откуда, гражданин хороший, такая точность, — было бы куда правдоподобнее. Нет, знает кошка, чье сало съела.

Юрка с интересом взглянул на насупленного друга:

— С этого момента прошу подробнее.

— Фигушки. Сперва твой отчет.

— Легко!

И Сахалтуев сжато и предельно четко обрисовал картину событий, о которых поведал ему Димка Кащенко.

— Интересно, — сказал Николай, во время рассказа не проронивший ни слова. — Точнее, кошмар. Наркота, всякие тайны Мадридского двора, страсти-мордасти… Только этого нам и не хватало.

— Согласен.

— Но зато кащейская версия, невзирая на ее явную сериальную суть, гораздо правдоподобнее, чем история, которую попытался мне втюхать господин Кочубей. Кстати, ты был прав — родственник, далекий потомок того самого. А может, и про это врет, солидности добирает.

— Ты мне расскажешь, что он тебе сообщил, или я сюда приехал только для того, чтобы тебя покормить? — поинтересовался капитан.