Стеклянный конверт

— В одна тысяча девятьсот шестом году взяли меня на флот в матросы. Как раз за неделю до призыва извергалась та Плевака. Поначалу гул пошёл под землёй, будто затяжной перекатный гром, и треск! Такой треск, как у молнии, когда она раскалывается рядом. А потом над морем вскинулся ши-ирокий столб огня и дыма! Такого непроглядного чёрного дыма, как копоть или сажа. Часа два заваруха была. Будто под водой взрывались паровые котлы или пороховые погреба.

Чайка вертел головой, следя, чтобы все хорошенько слушали. Глаза его горели гордостью, будто вулканы были делом его рук.

А Сулак всё рассказывал:

— Демобилизовался я из Черноморского боевого флота в одна тысяча девятьсот двадцать четвёртом году. Прибыл на родину. А на другой день Плевака открыла канонаду! Расходилась так, что станичники тика́ли из хат, кто в чём, аж до самого города.

В одна тысяча девятьсот пятидесятом тоже было извержение! А когда я насовсем отошёл от моря и подался в общественные инспекторы — в пятьдесят втором году, — километрах в пяти от берега задействовал вулкан. Часа три бил грязью в небо. Чуть всё море не замутил! Когда угас вулкан и разлетелся дым, остров из грязи на том месте оказался. Штормом его потом разбило. А после одного извержения на суше, вблизи от берега, против Плеваки открылось озеро с дном, забитым синей грязью. А пахнет та грязь серой и йодом. Сколько тут зря газа ухлопывается в небо — страсть! Вы его обязательно заклепайте в трубу!

Дед рассказывал, пока машины не подошли к горе. Они остановились на прибрежном песчаном холмике, откуда было видно и синее озеро и серебристое море.

На Плеваке ходят буруны. Над белыми гребнями волн вьются морские птицы, часто припадая к воде. В секунды затишья между ударами волн о берег слышатся крики этих птиц. Они радуются множеству рыбы, которую выхватывают из воды и склёвывают на лету.

Мама Ирина развернула большой лист толстой белой бумаги. На нём было это синее озеро, жёлтый берег моря, чёрная линия газопровода. А красный квадратик означал газораспределительную станцию.

— А ну, марш отсюда. Вертитесь тут под ногами! — напустился дед на Витек, заглядывающих в чертёж.

Талка засмотрелась на озеро. Оно дотянулось до самой горы, отразив в себе её каменную верхушку с одиноким деревом. Другим краем озеро доходило до песчаных холмов. Было оно тут мелкое, прозрачное. Виднелось синее тинистое дно.

Когда мальчишкам приходилось бывать на озере, они всегда натирались грязью. Считалась эта грязь лечебной. Хотя у Витек ничего не болело, но они натёрли сейчас даже лица. Стали чёрно-синими с головы до пят. Блестели только глаза и зубы. Ребята с криком начали бегать по берегу. Собаки понеслись за ними и всё пытались, играя, схватить ребят за белые пятки.

— Го-го-го! — закричал дед Сулак мальчишкам с другого берега, потрясая палкой. — Тыквы-головы!

Когда взрослые вернулись с озера, ребята валялись уже в песке на грани прибоя. Волны, накатываясь, поворачивали их с боку на бок, как котёнок пушинку.

— Купаться, купаться! — закричала Талка, выскакивая из волны навстречу матери.

— Сейчас, сейчас, — весело согласилась за всех мама Ирина, свёртывая в трубку лист, где теперь прибавился ещё один красный квадратик — место санатория и ещё одна чёрная линия — труба, по которой пойдёт газ от распределительной станции, к санаторию.

И вот уже взрослые стали совсем как дети. Потому что они влезли в воду. Но с Витьками трудно было сравняться. Мальчишки неистовствовали, стараясь показать свою удаль. Они переворачивались в воздухе, ныряли, выскакивая там, где их никто не ожидал! Выныривая, пучили глаза, как ерши, и выпускали длинные струи воды из ноздрей.

— Тикайте, тикайте, — неожиданно громко завопил Горобец, выбегая из воды, — до берега тикайте, до берега!

От станицы шёл высокий вихрь. Крутясь, он быстро приближался к машинам. В вихре вертелись, взвиваясь, бумажки, камышовый сор. А у машин он собрал всё, что мог: чертёж, ведро, рубашки, брюки. Одежду и ведро он тут же бросил на землю, но чертёж взвил высоко, развернул, словно желая узнать, что там в нём начерчено, и, покружив, опустил далеко в море, у самой Плеваки. А сам пошёл дальше, набирая силу, срывая гребешки с волн и унося их с собой.

Оба Витьки, не сговариваясь, бросились в море. По-дельфиньи подныривая под волны, они заспешили к Плеваке. Собаки сорвались с холма и с лаем поскакали за мальчишками, но, добежав до воды, остановились и, скуля, стали бегать по берегу, всматриваясь в море.

— Ну и сорвиголовы! Никакого сладу, — говорит дед Сулак.

— Дедушка, там глубоко? — забеспокоилась Талка.

— А то нет!

— Ой, они утонут!

— Нипочём! Они плавают не хуже бычков.

— Давайте спустим на воду байду, — предложил Анатолий Николаевич.

— Лодку им, шалопаям! Их и силком-то не утопишь! Гляди, уж доплыли. Видишь, закружились на месте, шукают, — радостно сообщает дед Сулак.

Над Плевакой табунились птицы, то взмывая, то падая в воду. Стая чёрных больших бакланов пролетела низко над волнами, едва не задев крыльями головы Витек.