Стеклянный лес

Все на этом кладбище было небольших размеров, старое и простое, как мебель в стиле шейкер или хранящиеся в музее экспонаты: например, вышивки, сделанные маленькими девочками сто лет назад. На этом кладбище не было скульптур или склепов, оно совсем не походило на большое католическое кладбище возле дороги, на котором теперь лежал отец Руби.[11]

Подтянув колени к груди и крепко обхватив их руками, Руби задумалась о различных способах погребения, придуманных людьми. Лично ей нравилась идея с захоронением в могиле. Немного пространства, немного воздуха. Даже если ты умер, разве не приятно иметь вокруг немного воздуха?

Руби медленно курила, уткнувшись подбородком в колени и погрузившись в размышления. Сегодня она вовсе не собиралась спускаться в убежище, но знала, как там все устроено.

Размеры убежища составляли примерно двенадцать на десять футов. Из-за бетонных стен всегда создавалось ощущение, будто вы попали в холодильное отделение. Вдоль дальней стены стояло несколько кроватей, застланных клетчатыми одеялами. Наволочки на подушках ослепляли своей белизной. Под кроватями – длинные сосновые ящики, предназначенные для хранения одежды и постельного белья. Слева от входа разместился стол, над которым были прибиты книжные полки. Руби прочитала все стоявшие на них книги: «Источник» и «Атлант расправил плечи» Айна Рэнда, «1984» Джорджа Оруэлла, «Моя жизнь и работа» Генри Форда, «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли и «Мы» Евгения Замятина. Тут же лежали настольные игры. Справа от входа стоял стеллаж, заставленный банками с консервированным супом, овощами, тушенкой и зеленым горошком; здесь же хранились овсяные хлопья и крекеры, сложенные в жестяные контейнеры. На нижних полках располагались высокие стеклянные бутыли с водой, на верхних – стопка белых керамических тарелок, упаковки бумажных салфеток, а также деревянный ящик со столовыми приборами.

В дальнем углу убежища виднелась дверь из клееной фанеры, за которой был спрятан туалет – большой металлический резервуар с сиденьем. На полках рядом высились дюжины рулонов туалетной бумаги и упаковки плотных пластиковых мешков. Если бы в убежище пришлось провести некоторое время, отец вынес бы мусор и нечистоты, но только после того, как получил бы по радио сигнал, что опасность миновала. Радиоантенна была выведена наружу и торчала рядом с камнем, но если не приглядываться, то заметить ее было невозможно.

Генри действовал скрупулезно и продумал все до мелочей. С этим уж точно не поспоришь.

Сидя на камне и глядя на видневшиеся неподалеку молчаливые, всепонимающие надгробные плиты, Руби нащупала под блузкой кулон матери и принялась тереть пальцами сапфир, словно пыталась вызвать джинна: того, кто исполнит ее любое желание; того, кто поможет улететь далеко-далеко, а не просто в другой маленький город, подобный тому, в котором живут дядя Пол и тетя Энджи. Сегодня за ужином, слушая, как тетя рассказывает о своем доме, Руби интуитивно уловила, что Норт-Бей очень похож на Стоункилл.

Руби хотела уехать совсем в другое место; туда, где ее жизнь будет отличаться от прежней так же разительно, как изогнутые изящные оливы отличаются от дубов и сосен, возвышавшихся у нее над головой.

Глава 31 Силья

1949 год

В один из августовских дней неподалеку от железнодорожной станции Силья увидела объявление о концерте на окраине городка Пикскилл, в котором должны были участвовать Поль Робсон, Пит Сигер и другие артисты. Силья знала, что многие считали Робсона коммунистом. Возможно, так оно и было, но что плохого в том, чтобы собраться летним вечером и исполнить песни в поддержку рабочего класса?[12][13]

Микаэле такое мероприятие наверняка бы понравилось. Близилась четвертая годовщина со дня ее смерти, и Силья много думала и о матери, и о своем прошлом. Уже больше года Силья не посещала ни Бруклин, ни Алку. Все нити, связывавшие ее с юностью, постепенно оборвались. Доктор Фрэнк умерла год назад. Связь с Джоанной и большинством подруг по колледжу она потеряла. Иногда ей было трудно даже припомнить, кем она была до переезда в Стоункилл.

Когда Глассы только переехали в Стоункилл, Силья намеревалась часто приезжать в родные места, чтобы не утратить своих корней, и они с Руби действительно несколько раз навещали соседей по Алку и могилу Микаэлы. Но после этих визитов Силье больше не захотелось туда возвращаться. Без матери Бруклин был уже не тот. Посетив Алку в последний раз, она уехала в слезах и поклялась себе не возвращаться.

Но концерт – это здорово. Можно приятно провести время и отдать дань памяти матери.

Силья рассказала о концерте Генри, но тот лишь усмехнулся:

– Нет уж, спасибо. Говорят, Робсон коммунист. Тебе это известно?

– Конечно, известно, – ответила Силья. – Но это всего лишь музыка, Генри, и приятное времяпрепровождение.

– Я не слушаю негритянскую музыку… да и весь этот фолк.

Муж косил траву на лужайке и зашел в дом, чтобы передохнуть и выпить стакан воды.