Стеклянный меч

Где-то в коридоре слышится крик. Потом шаги. Они странным эхом отдаются от стен и с каждой секундой становятся все ближе. Это идут за нами.

– Они поняли, что мы здесь, – шипит Килорн, оглянувшись.

Он быстро вставляет ключ в замок и поворачивает. Замок не поддается, и я наваливаюсь на дверь плечом, пытаясь совладать с холодным безжалостным металлом.

Килорн снова нажимает на ключ. Я стою так близко, что слышу щелчок замка. Дверь открывается в ту секунду, когда из-за угла показывается солдат, но все мои мысли – только о Кэле.

Похоже, я совсем ослепла.

Незримая пелена спадает в то мгновение, когда Килорн впихивает меня в камеру. Какое знакомое ощущение. Я уже испытывала его раньше, это несомненно, но где? Однако толком задуматься я не успеваю. Кэл проскакивает мимо, вытянув свои длинные руки, и издает сдавленный вопль. Он тянется не ко мне, не к окну. К двери, которая захлопывается.

Щелчок замка отдается у меня в черепе. Снова, и снова, и снова.

– Что? – спрашиваю я у душного, застоявшегося воздуха.

Но единственный ответ – это лицо Килорна, который смотрит на нас из-за стекла. Из кулака свисает ключ, на лице – что-то среднее между угрюмой ухмылкой и рыданием.

«Прости», – беззвучно произносит он, и за стеклом появляется Озерный солдат. За ним следуют другие; они окружают полковника. Он довольно улыбается, совсем как Фарли на фотографии, и я начинаю понимать, что произошло. У полковника даже хватает наглости смеяться.

Кэл тщетно бросается на дверь, ударившись плечом о толстое железо. Он ругается от боли, бранит Килорна, меня, остров, себя. Но я едва слышу его: в моей голове звучит голос Джулиана.

«Кто угодно может предать кого угодно».

Не успев задуматься, я призываю молнию. Мои искры освободят меня и превратят смех полковника в вопли.

Но искр нет. Ничего нет. Черная пустота.

«Как в камере, как на арене».

– Молчаливый камень, – говорит Кэл, тяжело привалившись к двери. Окровавленным кулаком он указывает на пол и на потолок. – Там Молчаливый камень.

«Чтобы лишить тебя силы. Чтобы ты стала такой же, как они».

Наступает моя очередь бить кулаками по окну. Я целюсь в голову Килорна, но ударяю по стеклу, не по телу, и слышу лишь легкое похрустывание собственных костяшек, а не его тупого черепа. Несмотря на то что нас разделяет стена, Килорн морщится.

Он старательно отводит глаза – и вздрагивает, когда полковник кладет ему руку на плечо и что-то шепчет на ухо. Килорну остается лишь смотреть, как я издаю нечленораздельный вопль отчаяния, и моя кровь смешивается на стекле с кровью Кэла.

Красное сливается с серебряным в нечто темное.

Глава 8

Ножки металлического стула скребут по полу – это единственный звук, который раздается в нашей квадратной камере. Второй стул валяется в углу, перевернутый и сломанный (его бросили об стену). Кэл успел натворить дел в камере, до того как я сюда попала, он попортил мебель, но на стене осталась одна-единственная царапина, чуть ниже окна, в том месте, куда пришелся удар углом стола. Лично я считаю, что ломать вещи бесполезно. Вместо того чтобы тратить энергию, я ее берегу – и усаживаюсь в середине комнаты. Кэл ходит туда-сюда перед окном, как зверь в клетке. Он скучает по своему огню.

Килорн и его новый друг полковник давно ушли.

А я поняла, кто я такая – глупая рыбка, которая из одной сети попадает в другую и никак не усвоит урок. Но по сравнению с Замком Солнца, Археоном и Чашей Костей этот бункер – сущий праздник. И полковник – ничто по сравнению с королевой и строем палачей.

– Лучше сядь, – говорю я Кэлу, наконец утомившись от его навязчивых движений. – Или ты хочешь протереть ход в полу?

Он досадливо хмурится, но все-таки перестает метаться. Вместо того чтобы взять стул, принц приваливается к стене, как упрямый ребенок.

– Начинаю думать, что тебе нравятся тюрьмы, – замечает Кэл, рассеянно постукивая костяшками по стене – И что в отношении мужчин вкус у тебя весьма сомнительный.

Этот упрек ранит больнее, чем я думала. Да, я была неравнодушна к Мэйвену, гораздо сильнее, чем готова признать, а Килорн – мой лучший друг.

И они оба – предатели.

– Ты тоже не очень-то умеешь выбирать друзей, – огрызаюсь я, но Кэл и бровью не ведет. – А что касается моего вкуса… – слова так и сыплются, неестественные и неправильные, – …то мужчины тут вообще ни при чем.

– Ни при чем. – Кэл усмехается почти весело. – А кто были последние два человека, которые сажали нас в тюрьму?

Устыдившись, я не отвечаю, а он продолжает:

– Признай, тебе нелегко разделять разум и сердце.

Я встаю так быстро, что стул падает и гремит об пол.

– Не делай вид, что ты не любил Мэйвена. Что ты сам не позволял себе думать сердцем в тех случаях, когда речь шла о нем.

– Он мой брат! Разумеется, я ничего не подозревал! Разумеется, я не думал, что он убьет нашего… нашего отца… – Голос принца обрывается при этом воспоминании, и под маской воина я вижу жалкого, измученного ребенка. – Из-за него я совершал ошибки. И… – тихо добавляет Кэл, – из-за тебя тоже.