Стеклянный мост

Осенью сорок третьего мне снова пришлось сменить адрес. Прожив в Харлеме три месяца, я только начинала осваиваться, как вдруг однажды вечером нам сообщили, что наутро за мной придут. Памятуя о предыдущем переезде, я со страхом ждала нового.

Всю ночь напролет шел дождь. Струи ливня барабанили в оконное стекло, грохотали по желобу кровли. Прежде в такую погоду я уютно устраивалась под одеялом и мгновенно засыпала. Но сейчас шум дождя не давал мне забыться; ворочаясь и вздрагивая, я часами прислушивалась к нему. Все так же дрожа — кто знал, что ожидало меня на этот раз, — я собрала утром дорожную сумку. Однако мои опасения рассеялись, едва внизу, у лестницы, я увидела его. Что-то в самой его манере держаться сразу располагало к доверию. Синий габардиновый плащ, потертый портфель под мышкой — казалось, он меньше всего стремится привлекать к себе внимание. Он назвал только свое имя, даже не спросил, как зовут меня, и предложил пройтись до остановки харлемского трамвая пешком. Видно, подумал, что я давненько не выходила из дому.

Во время нашей поездки ничего особенного не произошло; в трамвае было свободно, почти не слышалось разговоров, и, если не считать кондуктора, никто не ходил по проходу, и никому не было дела до пассажиров. На остановке вошли двое, обычные попутчики. Мы сели во второй вагон, поближе к раздвижной двери. Я смотрела на серое небо, на голые перелески, на лужайки, зиявшие влажной чернотой, когда мы выехали за город. Слева по железнодорожной насыпи нас дважды обгоняли поезда, и оба раза казалось, будто трамвай на миг замирал без движения. Мой спутник, расположившись напротив, читал аккуратно обернутую книгу. Прядь темно-каштановых волос косо падала ему на лоб, он отводил ее назад, но волосы не слушались. Когда мы подъезжали к конечной остановке, он закрыл книгу, сунул ее в портфель и с улыбкой кивнул мне: "Приехали". На верхней губе у него пробивалась тонкая полоска усов, которые он отращивал, явно чтобы казаться старше.

Спустя полгода я снова попала в Амстердам, но на этот раз в другой квартал, на тихую улочку в районе Ниуве-Зёйд, где Карло подыскал мне комнату в мансарде, пустоватое помещение со скошенной стенкой. Все нехитрое убранство помимо кровати составляли кухонный стол, табурет, импровизированная подставка для керосинки, пара ящиков с кухонной утварью и прочим скарбом. Прямая стена комнаты соединялась с дымоходом, так что можно было поставить печку. И на следующий день он наладил простую круглую печурку, которая тут же загудела, едва он поднес к ней зажженную газету. "Тяга хорошая", — сказал он. На этой же неделе он принес мне запас брикетов, продовольственные карточки и целую сумку продуктов. Я не стала спрашивать, откуда у него все это и где он добыл деньги. Гораздо труднее было не спросить о документах, которые он мне обещал. Это были мои третьи по счету документы.

В нижнем этаже дома жила женщина, которая, кажется, держала неподалеку парикмахерскую. Она отсутствовала целыми днями и появилась лишь через месяц после моего переезда. Ей все-таки стало интересно, кто поселился наверху. По счастью, тогда я уже могла без опаски представиться.

Первые недели Карло регулярно навещал меня. Посидит минут десять, выкурит самокрутку, спросит, все ли в порядке, не нужно ли чего, и, помахав на прощанье, уходит. Я понимала, что он отдает все силы подпольной работе, хотя он до сих пор ни словом не обмолвился об этой стороне своей жизни, да и потом тоже больше отмалчивался. Я узнала только, что он ушел с отделения английской филологии, когда студентам было предложено дать подписку о лояльности режиму. Временами он очень напоминал мне брата.

Даниел вынужден был оставить учебу намного раньше. Они были одногодки, к тому же походили друг на друга: оба статные, широкоплечие — и оба какие-то непоседливые, беспокойные. Только выражалось это чуть по-разному: Карло резко обрывал разговор и спешил уйти, а брат мог столь же неожиданно сесть к пианино или взяться за банджо. Так они решительно, без церемоний отстранялись от окружающих. Мне показалось, что Карло, как и Даниел, любит джаз. Дома у него был патефон и целая коллекция пластинок. Я бы с удовольствием их послушала, но не представилось возможности.

После того как принес по моей просьбе сумку книг, он стал иногда задерживаться подольше, и мы разговаривали о прочитанном. От меня ему не нужно было ничего, кроме фотокарточки на удостоверение, отпечатка пальцев и образца подписи.

Мне это было непривычно.

2

Расходы предстояли немалые, но посредник заверил, что бумаги будут не хуже подлинных. Даниел заказал документы для себя и для Луизы, на которой к тому времени был женат уже целый год. Он показал их нам, когда они пришли прощаться. Теперь в качестве Яна и Элс Аккермане они могли беспрепятственно выехать из города. Они отправились поискать жилье где-нибудь в Северной Голландии.