Днем я застала ее в комнате одну. Я пыталась закончить рисунок, над которым билась уже несколько дней. Но безуспешно. Я порвала его и принялась укладывать в дорожную сумку те же мелочи, которые запихивала туда несколько месяцев назад, когда мне достали фальшивые документы и мы вместе с родителями собирались укрыться на подпольной квартире. Оставалось только еще раз встретиться с посредником, но он не появился. А неделю спустя случилось это. Владелец табачной лавки в доме напротив видел, как подъехал полицейский фургон. "Смотрите, чтобы никто об этом не забыл!" — крикнул ему отец, входя в машину. "В доме устроили обыск, — рассказывал сосед. — Думали, ты прячешься где-то там". Через несколько дней его сыну удалось вытащить из дома мою сумку.
Сидя у окна, тетя вязала крючком.
— Твой дядя пошел к одному знакомому. Может быть, он сумеет нам помочь. У него большие связи.
Фраза отозвалась во мне чем-то очень близким. Казалось, все мы движемся по замкнутому кругу и то, что говорится одними, тут же подхватывают и повторяют другие, будто, ограничив нашу свободу, наш язык тоже свели к минимуму.
Тетя положила вязанье на колени и посмотрела в окно.
— По-моему, листья на деревьях за одну ночь распустились, — сказала она тоном человека, который констатирует, что за одну ночь поседел. Солнечные лучи осветили ее лицо, углубили складки у рта, прочертили сеточку морщин под глазами. — Ты уходишь?
— Да, прямо сейчас.
— Присядь. Я приготовлю чай. Или ты торопишься?
— Нет, не очень.
Я села напротив нее, не снимая пальто, будто так мне будет легче сообщить ей, что завтра утром я уезжаю. Но все не решалась начать, все тянула.
Тетя вывязала еще рядок. Очередная кружевная салфетка? Вся родня была уже обеспечена тетиными салфетками. Пока я жила у них, я постоянно видела их приколотыми к большим картонным листам. Получалось похоже на паутину.
— Помнишь, раньше мы ходили в кафе к Хекку?
— По субботам, да? — Она отодвинула тюлевую штору. — Я думала, это он идет. Но ошиблась.
— А отец не должен был об этом знать.
Мы втроем шли через площадь Рембрандта, на переходе мама и тетя брали меня за руку. "Зайдем?" — спрашивала мама всякий раз, как мы оказывались перед дверью-вертушкой, у которой дежурил швейцар в униформе.
— Твой отец придерживался строгих правил.
— К счастью, он был вполне терпимым к другим.
Я до сих пор гадала, о чем он думал, глядя мимо меня с обледенелого моста. Взвешивал еще одну попытку обратиться к Куртсу и уже был готов вернуться?
— Твоя мать была не столь строга. Как она любила пирожные! Могла съесть сразу три штуки подряд, сколько я ни говорила ей, что она начинает полнеть.
Разница в возрасте у матери с сестрой была всего-навсего года два, но тетя, стройная, белокурая, с ярко подкрашенными губами, выглядела намного моложе.
Тетя забыла о своем рукоделии, и я знала, что она, как и я, задумалась о минувшем, отделенном от нас максимум четырьмя-пятью годами. Но все, что было до войны, стало теперь далеким прошлым. Взгляд ее снова устремился к окну.
— Что-то долго его нет. Обещал вернуться до полчетвертого.
— Уже так поздно?
Мы одновременно посмотрели на стенные часы. Было без двадцати четыре.
— Ты не выпила чаю.
— Ничего. — Я поднялась. — Может быть, встречу его по дороге.
— Будь осторожна, Стелла.
Я так ничего и не сказала тете. Ну да ладно, поговорю с ней попозже, а сперва схожу к Руфи. Она жила рядом, самое большее в десяти минутах ходьбы. Я как раз успею с ней повидаться.
— Вот он! — Тетя вскочила и тут же прижала руку ко рту. Вязанье упало на пол. — Боже мой! Улица оцеплена.
Уже выбравшись на крышу, я подумала, что должна была предупредить их, хотя бы крикнуть, чтобы они приготовились. В это время все, вероятно, были дома. Но, впопыхах поднимаясь наверх, я не встретила никого, только в комнате Бостонов слышались голоса.
Когда внизу обсуждали последние распоряжения властей, Фред и Херман — Йаап, старший, показывался редко — глядели по сторонам, как бы говоря: "Нас это не касается, мы принадлежим к другому кругу". Если заходила речь о том, как, попав в Вестерборк, вести себя, чтобы не отправили дальше, Фред давал подробнейшие рекомендации, и создавалось впечатление, что он прекрасно информирован о положении дел в этом концентрационном лагере. Но и здесь проскальзывало все то же: "Нас это не касается".