Уход мисс Мори в начале 1892 года совпал с долгожданным прибытием из Франции стеклянных заготовок для телескопа, оплаченного мисс Брюс, – двух из флинтгласа и двух из кронгласа, каждая 60 см в диаметре, свыше 7,5 см толщиной и весом под 40 кг, в металлической оправе. Из-за безупречной прозрачности стекла казались невидимыми – в этом и заключалась их красота. Пикеринг немедленно передал их Кларкам на обработку и полировку. Он ожидал, что превращение дисков в четырехкомпонентную портретную линзу потребует не менее полугода кропотливой работы на паровом станке Кларков. Сначала стекла должны были пройти грубую обработку, а затем шлифовку все более тонким абразивом до приобретения нужной кривизны.
Пока этот процесс шел своим чередом, Пикеринг проектировал отдельное здание для сборки и испытаний готового инструмента. Телескоп мисс Брюс должен был пройти его собственную строгую проверку до отправки в Арекипу. В Арекипе тоже должны были подготовиться к его получению. Пикеринг 29 мая уведомил Уильяма, не оправдавшего надежд, что срок его назначения директором южной обсерватории истекает в конце года и что сменить его должен Солон Бейли. Если Уильям захочет, он может в будущем вернуться туда в качестве наблюдателя, но руководить больше не будет.
Уильям содрогнулся от такого оскорбления. «Не будет хвастовством сказать, что, по-моему, я добился немалого, – возражал он 27 июня 1892 года, – и, если бы руководители [президент и члены Гарвардской корпорации] видели это, они бы сказали, что я много сделал за их деньги». Особенно задела Уильяма мысль о подчинении Бейли: «Что касается идеи о том, что мы можем вернуться в Перу и жить в лачуге, в то время как Бейли будут занимать директорский дом, то она не обсуждается. Этот дом спроектировал и построил я, и, пока я нахожусь в Перу, я собираюсь в нем жить. Я не стану жить в сарае и не уступлю одному из своих подчиненных построенный мною дом».
Все лето 1892 года Уильям утешался изучением Марса во время противостояния. Как он сообщал в журнале
Между тем Эдвард и Лиззи Пикеринги собирались перестраивать «жилое помещение» в восточном крыле обсерватории. Хотя у них не было детей и личных нужд в дополнительной площади, они расширяли апартаменты при обсерватории за свой счет, чтобы принимать там приезжих астрономов. Пикеринга устраивало, чтобы университет и дальше вычитал из его годового жалованья в размере $4000 плату за аренду, но он попросил, чтобы впредь ее направляли исключительно на нужды обсерватории, а не всего Гарварда. Несмотря на частые пожертвования со стороны активных благотворителей и поступление новых значительных даров по завещаниям, директор опасался, что могут пройти годы, прежде чем бюджет оправится от расточительности Уильяма в Перу.
Мисс Брюс, не ведавшая о неблагоразумии Уильяма, следила за его публикациями в астрономической печати. «Две статьи в майском номере
Следующий месяц подарил и Пикерингу, и мисс Брюс истинный повод для общей радости. «Простираю руку, чтобы пожать вашу, – восторженно писала она 9 сентября, узнав, что линзы для большого фотографического телескопа прошли первое испытание. – Возрадуемся».
В октябре, словно для того, чтобы загладить вину, Уильям в Арекипе возобновил фотосъемки для Мемориала Генри Дрейпера. К концу декабря 1892 года он отправил 2000 пластинок в Кеймбридж.