Когда-то деревня просыпалась очень рано: хозяйки вставали едва ли не с петухами, готовили корм живности, выходили летом до солнца полоть грядки. В восемь утра с улицы доносился зычный голос старухи Василисы, которая предлагала парное коровье молоко. Молоко от Василисиной Зорьки было знаменитым: оно обладало особенным вкусом, нежным, сливочным, с едва уловимым фруктовым запахом. Поговаривали, будто кормит хозяйка свою корову грушами для придания молоку особого вкуса. Да только Василиса все отрицала, говорила, что секрет весь – в той любви, с которой она ухаживает за скотиной.
А помнится, вон за тем двором, где сейчас нагло расположился крутобокий джип, был поворот на дорогу, ведущую к местной хлебопекарне. Хлеб там выпекался кирпичиками, превышающими по размеру обычные стандартные из городских магазинов. Были те буханки ароматны, свежи, горячи, упруги. Сожмешь такую, а она тут же пружинисто расправится. Не помнется, не поломается, не продавится. Рита до сих пор хранила в памяти вкус золотистой корочки и аромат дырчатого мякиша. Большой, во всю ширину буханки, ломоть, еще пышущий теплом, и «грушевое» парное молоко – вкуснее завтрака Рита за всю жизнь не ела. За хлебом бегала она. Ей нравилось выполнять такое важное поручение. И бежала она в магазинчик при пекарне со всех ног, торопясь успеть к первой выпечке, а обратно возвращалась уже степенным шагом, с важностью неся свою драгоценную добычу – две еще горячие буханки, перехваченные посередине бумажными серыми листами. Сейчас уже нет той пекарни. Помещение перестроили, и теперь там сверкает новой вывеской магазин с богатым ассортиментом товаров. Все для новых дачников из столицы. Хлеб нескольких сортов, но только он ни в какое сравнение не идет с теми горячими пружинистыми буханками, которые выпекали в деревенской пекарне.
Сейчас на улице все затихло, как в окаменевшем царстве. Да так оно и было: деревянные домики сносились, и на их месте выстраивались кирпичные коттеджи. Вон, вдали уже виднеются шпили и башни каких-то вычурных строений, похожих на средневековые замки. Не бегали, как раньше, по улице ребятишки, не гоняли на велосипедах и трескучих мопедах. Теперь тут степенно разъезжали на машинах новые хозяева, привнесшие в деревенскую жизнь столичный лоск.
– Рита?
Погруженная в свои воспоминания, она не сразу среагировала на оклик. И лишь когда ее повторно позвали, подняла взгляд и увидела прямо перед собой Михаила. Одет мужчина был все в те же камуфляжные брюки и куртку, что и накануне. Волосы неаккуратно топорщились, будто была у него вредная привычка во время раздумий ерошить их пальцами и потом забывать пригладить. Неровно отросшая борода скрывала часть лица, мешая разглядеть его. Рите вдруг подумалось, что ей было бы любопытно узнать, какая у Михаила линия подбородка, какая форма губ. Простой интерес – угадать лицо – и ничего другого. Может, он отпустил бороду просто потому, что ему надоело бриться. Вполне возможно, борода была неухоженной, будто ее отрастили «в полевых условиях» – в походе или экспедиции. Но может и так статься, что ему захотелось скрыть лицо за бородой, как за маской. Есть и третий вариант: на лице Михаила какой-то дефект, например, шрам, и мужчина таким образом маскирует его. Правда, если бы он носил бороду постоянно, то, наверное, стремился бы придать ей более привлекательный вид.
Зато глаза у него невероятно красивые. Стального цвета радужка, обрисованная темным ободком. Густые, словно щетка, черные ресницы лишь подчеркивали контраст светлого и темного.
Рита спохватилась, что слишком уж пристально и долго рассматривает Михаила. Мужчина, видимо, тоже подумал об этом, потому что еле заметно улыбнулся в бороду и весело поздоровался:
– Здравствуйте!
– Доброе утро, Михаил. Вчера мы так и не поговорили: я задержалась у сестры, а когда вышла, вас уже не было. Простите за ту задержку.
– Не за что просить прощения. Причина не в том, что вы задержались. У меня есть собака, уже довольно пожилая…
Рита еле сдержала улыбку, услышав, как он сказал о собаке «пожилая» – будто о человеке. Да с такой нежностью в голосе, что, несомненно, речь шла об очень любимом существе.
– …Я оставил ее одну. А когда вышел от вас, услышал, как она воет. Лота стала плохо переносить одиночество. Я поспешил ее успокоить.
– Ясно, – улыбнулась Рита. – Собак я тоже люблю. Даже пообещала сестре, что, если она сдаст хорошо экзамены и поступит в университет, купим щенка.
– Как ваша сестра? Меня встревожили ее крики.
– Ей просто приснился кошмар, – уклончиво ответила Рита. – Потом она успокоилась и уснула. Наверное, до сих пор спит.
– А вы, значит, решили прогуляться…
Он опять улыбнулся – вокруг глаз собрались в симпатичные лучики морщинки. Рита подумала, что могла и ошибиться вчера с оценкой возраста Михаила: седые нити в темных волосах могут быть и у молодых людей.
– Да так, немного…
Ей показалось, что сейчас он предложит ее сопроводить и возобновить не состоявшийся вчера разговор, но Михаил вдруг поспешно полез в карман и вытащил из него вибрирующий мобильный.