Стеклянный занавес

– Нормальный мужик шпилькой бы открыл! Запасные ключи есть?

– Конечно. У соседки и вот на вешалке в коридоре.

– На вешалке? Ну вы даёте! А кто к вам ходит?

– Сейчас только ученики.

– Извините. – Тёма отодвинул чайный прибор, достал видавший виды взлохмаченный блокнот, открыл чистый лист и потребовал: – Фамилии учеников, посетивших квартиру за последние полгода!

– Это хорошие дети. Они летом занимаются. Отстающие, но не грубияны, не забияки, – замахала руками Юлия Измайловна. – Хотите, чтобы я доносила? Вы же посадите их в тюрьму!

– Я на работе, там убивают, насилуют, а я из вас фамилии столько времени трясу, – объявил Тёма как опытный манипулятор.

– Мы с Викой уже подали заявление в милицию.

– Стопудовый висяк, если я не наеду. Хотите, чтоб они стали рецидивистами? Украл, продал – понравилось. Мы должны давить профилактикой. Скажи-ка, дядя, ведь недаром ты притаился здесь с радаром?

Фамилии были получены, Юлия Измайловна назвала их с таким лицом, словно Тёма с Валей пытали её током.

– Уважающий себя вор к вам не полезет. Это шушера, подростки, нарки. Зеленяк, короче. И все они идут через дверь, – излагал Тёма. – А дверь должна быть защищена. Если в дверной щели и в замке квартиры обломок спички или нитка, значит, пасут, смотрят, когда люди дома бывают – график составляют. Вот о чём, Валёк, передачу делай!

– Впервые слышу, – призналась Валя.

– А деньги все куда суют? Как сговорились: мусорное ведро, морозилка, сливной бачок, книги, бельё! Чтоб домушнику долго не искать.

Валя вспомнила, как мать до появления в квартире сейфа положила подаренный Свеном бриллиант в алюминиевую коробочку из-под валидола и закопала в коробке с пшеном. С тех пор пшённая каша, которую она изумительно готовила с тыквой, называлась в доме «бриллиантовой».

– Вика намекнула, что у вас грядут перемены? – многозначительно обратилась Юлия Измайловна к Вале.

– Квартиру покупаю, замуж выхожу. И квартиру, и мужа одобрите!

– За Горяева? – сверкнул глазами Тёма.

– За преподавателя университета! – гордо ответила Валя.

– Бальзам на душу! – всплеснула руками Юлия Измайловна. – Вот радость! А какой он?

– Он как осуществившаяся мечта… – заулыбалась Валя. – Самой себе завидую!

– Так и за меня могла пойти, – скривился Тёма. – Тоже могу юристам лекции хе…ить!

– Ты лучше со своим гаремом разберись. Соня в Москву собирается, Маргарита колдовское зелье варит, – усмехнулась Валя.

– Две сумасшедшие на одного честного мента, – фальшиво пожаловался Тёма Юлии Измайловне, не сумев скрыть, что обрадовался новости о Соне.

Потом вёз Валю к Денису и возмущался:

– Прикинь, Валёк, выучусь я на юриста, и чё? Напарники мои Лужу и Черкизон окормляют, миллионерами стали. Бабло пакетами с Пугачёвой или с Микки-Маусом носят! Ногами его туда утрамбовывают!

– Почему с Пугачёвой или с Микки-Маусом?

– Это ща самые крутые пакеты. Один меня с собой взял: идёт мимо киосков и пакет подставляет. Они ссориться с ним не хотят, сыплют туда и лыбятся. Так и твои ходят с коробкой из-под ксерокса, и им сыплют.

– В коробку из-под ксерокса сыплют, потому что не хотят коммунистов. Мой, ну, можно считать, муж… говорит, лет через пятнадцать кончится растопырка и распальцовка, появятся новые люди, для которых деньги будут не главное.

– Питаться будут из тюбиков, а размножаться почкованием, – хмыкнул Тёма.

Соседи перед подъездом Дениса испытали очередной культурный шок, когда Валя вылезла из ментовского газика и, прощаясь, поцеловала мента в щёчку.

А тот закричал в окно:

– Стой, Валёк! Автограф забыл для начальника, он мне за это тачку дал, тебя развозить!

И протянул в окно ручку и книгу Лебедева, где Валя крупно написала на обложке: «Здесь нет ни слова правды! Валентина Лебедева».

На следующий день наметили рекламную съёмку итальянской мебели. В оговорённом месте Валю встретил гламурный молодой человек.

– Здравствуйте, я – Тони, имиджмейкер.

– Тони? – уточнила Валя.

– Вообще, Антон, но все зовут Тони. Будем работать в дизайн-студии «Гляссе», а костюм здесь, тут аренда для балов.

По неметёной лестнице в окурках и кошачьих какашках спустились в подвал большого дома. Благоухающий Тони напоминал только что собранный букет в хрустящем целлофане и с лестницей категорически не гармонировал.

В киношной костюмерной Валя была, когда снималась с Лебедевым в сказке. То был целый город нарядов, охраняемый от мышей двумя боевитыми кошками. А пожилая костюмерша рассказывала о каждом из платьев:

– Руками стираю, их в машину нельзя. Там вином залили, тут под мышкой порвали. Ну, тесно тебе, терпи, ты ж в костюме. А это чёрт. Шили на худенького, а сейчас все черти пожилые с брюшками. Последний раз в боках распорола, вниз чёрную футболку надел, да и прошло! Никто не заметил! Чёрт себе и чёрт!

Валя тогда стояла перед огромным зеркалом в своём сказочном сарафане, а пожилая костюмерша ползала по полу, что-то подшивала на подоле и озабоченно щурилась.

Как дочь ткачихи, Валя восхищалась людьми, дружившими с тряпочным миром, знающим, как гладить, стирать, как сохранить вещь новой до старости. Она и сейчас предвкушала сладкую атмосферу застойной костюмерной.