Но в глубоком подвале, куда привёл Тони, в длинном помещении бомбоубежища на железных трубах вплотную друг к другу, тесно, как книги на полке, страдали театральные костюмы.
– Заказ на королеву Кристину, – предупредил Тони. – Какой-то там лохматый век.
– А где она была?
– В Швеции.
Скандинавия отовсюду подмигивала Вале своим угрюмым глазом. Почему именно Скандинавия, можно было спросить у однокурсницы по духовному университету ясновидящей Марины.
Но Валя не знала языка, на котором про это спрашивают, а Марина не знала языка, на котором про это отвечают. И обе помнили слова Льва Андроновича, что если информация не нашла вас сама, значит, она вам не нужна.
– Если мебель итальянская, почему королева шведская? – не поняла Валя.
– Жене хозяина мебели нравится фильм про Кристину. Типа она влюбилась, отвязалась, отказалась от короны. В конце концов, что нам до этой Кристины, если за неё башляют? У новых русских и не такие прихоти бывают.
– Какие самые частые?
– Напялить царскую одежду, и чтоб в ней на портретах, в скульптурах, на видео. На балы так одеваются, бумажонки покупают, что князья, графья, на стенку их вешают. – Он ходил между рядами костюмов, выискивая нужный. – Вот он.
Стал сражаться с шеренгой вжавшихся друг в друга платьев, одолел их и вытащил что-то громоздкое из синей ткани.
– А где зеркало?
– Зеркала нет. Я по образованию театральный художник, буду вашим зеркалом.
Валя понимала, что получится клюква, почище рекламного ролика с водой. Но с другой стороны, две тысячи долларов и Денису приятно увидеть её в историческом костюме. Платье было с кружевными вставками и юбкой с тяжеленным кринолином.
Снятое с вешалки, оно расправлялось, распрямлялось и хорошело с каждой секундой. Валя впервые держала в руках кринолин и удивлялась, как грубо его железяки подшиты к нижней юбке.
– Цвет ваш, – обрадовался Тони. – Раздевайтесь, не стесняйтесь, будем мерить.
Но Валя почему-то и так не стеснялась, хотя раньше бы умерла со стыда. Разделась до белья, стала залезать в платье, подставленное Тони. Когда оно с большим трудом «село», сжав Валю, как клешнями, Тони зашнуровал его сзади.
Оказалось, тяжеленный в руках кринолин ничего не весит на теле. К тому же так правильно нагружает мышцы, что выпрямляет спину и провоцирует всё время пританцовывать и крутить бёдрами.
Вспомнила и питейное заведение на самой узкой стокгольмской улочке, куда прятались мужья, потому что кринолины не давали пройти сюда жёнам.
– Точно на вас! Павлина придумал в масть к этому платью. В зоопарке договорился, а хозяин «Гляссе» сказал, что нагадит и пол исцарапает, – пожаловался Тони.
Потом долго и любовно складывал платье в огромную картонную коробку, привязывал коробку на крышу старенького «рено», а Валя пошутила:
– Коробка не от ксерокса?
– Почему от ксерокса? – не понял Тони, он жил совсем в другом мире. – Торговец косметикой дал.
Заказчиками мебельной студии «Гляссе» были новые русские, и выглядела она совершеннейшим безумием.
Валя, ужасаясь, обошла африканские сексодромы с чёрными божками в изголовье, стеклянно-железное техно, кудрявых «людовиков», арабские спальни с инкрустацией, обтянутые американским флагом диваны и чучела крокодила на трюмо из розовой пластмассы…
– А где итальянская мебель? – спросила она.
– Мы её потом подклеим, – ответил Тони.
Пришла визажистка, стала гримировать Валю и спрашивать Тони:
– А веки они тогда красили? А на ихних картинах глаза подчёркнуты или провалены? Ресницы клеим? Мы всегда с клееными работаем, очень искренне получается.
Потом пришла грубоватая парикмахерша, стала рисовать на салфетках варианты причёски, а Тони браковал их одну за другой, пока не утвердил ту, для которой побежал к метро за белыми цветами и картоном.
Вале на голову поставили собранную из картона трубу, именуемую «базой», обернули её волосами и натыкали живых цветов. Глядя на себя в зеркало, Валя удивилась – вид был царственный.
– Жена хозяина дура дурой, Грету Гарбо в американском фильме видела, говорит, волосы у Кристины короткие! – усмехнулся Тони. – Представляете?
Туфли, подобранные им под костюм, конечно, оказались маловаты. В них было очень больно сидеть и невозможно стоять. А требовались кадры, где Валя выглядывает из-за занавески, гладит павлина, читает свиток, пьёт из кубка вино.
Оказалось, фотограф давно пьёт кофе в соседней комнате. Он хищно рассмотрел Валю, как стрелок на соревновании рассматривает мишень, и стал агрессивно щёлкать затвором.
– Теперь сели в кресло, уронили розу… взяли книжку… читаете, задумались… – командовал Тони. – Вот кружевной платочек, вытерли накатившую слезу…
Валя исполняла всё это крайне неловко. И вдруг вспомнила королеву Маргрете, её осанку, взгляд, пластику, и попробовала подражать.