– Услышь его да почуй, чего ему надо. Как ему не по нраву, вертеться начнёт, сам тебя окоротит. Тогда на печке полежи, на лужок сходи, поговори про хорошее да успокой.
Вика убежала, Валя побрела в кухню завтракать.
– Чё надулась, как мышь на крупу? – оглянулась на неё мать.
– Штирлицы хреновы! – не выдержала Валя.
– Ты про что, доча? – фальшиво удивилась мать.
– Про Михал Максимыча!
– Так Викуська сказала, Максимка тебе не по нраву, – стала отмазываться мать. – Молчу, чтоб её не волновать.
– Да он её школьницей оприходовал! – Внутри у Вали всё кипело.
– Школьницей? – нахмурилась мать.
– Максим из моей последней поликлиники! Ни одной юбки не пропустил!
Мать начала нервно тереть что-то в раковине:
– А вот люди говорят, самый добрый муж – нагулявшийся кобель! И на Мишу с лица похож. И доктор! Без детишек дом что кладбище. Всё, доча, минется, детишки останутся… Сами рóстить будем, из своей комнаты трюмо выброшу, кроваточку поставлю.
– Какое ещё трюмо, если мы покупаем новую квартиру?
– С малявкой куда от парка? Я уж пинеток навязала, пелёнок расшила!
– Нельзя заранее.
– От Викуськи прячу! Жизнь-то как балует: девчонку с помойки взяли, а выправилась, забрюхатела. – Мать вытерла глаза краем фартука.
– Почему тебе, а не мне сказала?
– Ты себя так несёшь, что земли не видишь. А уж я знаю, как с брюхом ходить, когда то ли замуж возьмут, то ли пальцем будут тыкать…
Рассказывать Денису про всё сразу не было сил. А главное, как права была костюмерша Антонина Львовна! Ляпни Валя на съёмке об изнасиловании, сегодня с этим вышли бы первые полосы газет.
Хотелось поныть, покукситься, поделиться, пожаловаться, побыть обиженной девочкой. Набрала Сонин домашний, сотовый – никого.
Набрала Горяева, когда в трубке раздалось «слушаю», в носу защипало и Валя проворковала голосом дочки, которой хотелось обрадовать папу:
– Очень надо с тобой поужинать!
– Вечером улетаю, забеги в два в «Националь» под деревья. Есть дело.
В комнату всунулась мать:
– С какой начинкой, доча, пирог хочешь? На рынке любую ягоду куплю. Для тебя на всё скидка.
Валя ждала в баре «Националя», Горяев зашёл энергичной походкой завсегдатая и скомандовал официанткам:
– Девчонки, водки, супу! И немедленно кофе!
– Куда едешь? – опекающим голосом спросила Валя; живя с Денисом, она стала острей видеть, как Виктор стареет и убивает себя работой.
– По стране, – отрывисто ответил он.
– У меня столько всего… Вика – беременна!
– Это здорово! Сама ещё не беременна? Доложили, что уж замуж невтерпеж.
– Да, он преподаватель университета, – хотела сказать побудничней, но получилось хвастливо.
– Экий мезальянс! – заметил он. – Неравный брак.
– Да, для его семьи я лимитчица, – кивнула Валя.
– Наоборот, – усмехнулся Горяев. – Впрочем, не поймёшь, слишком одурела от счастья. На выборах это к месту. Пресс-служба отработает, что ты не моя любовница, а молодожёнка. У меня на тебя сейчас времени нет, а после выборов с ним расплюешься.
– Это ещё почему?
– Потому что настоящий брак – не только умение найти подходящего человека, но и готовность самому стать подходящим. Ты избаловалась, уже на меня покрикиваешь, а он привык трахать безропотных студенток.
– Он не трахает студенток! – вспыхнула Валя.
– Преподавать в вузы идут комплексуны, которым важно, чтоб им в рот весь рабочий день смотрела толпа возбуждённых самок.
– А в депутаты? – обиделась Валя.
– В депутаты идут или конченые воры, или конченые м… и вроде меня, которые по пояс в дерьме спасают Родину, – ответил Горяев. – Потому что нет ничего неблагодарней работы во власти в стране халявщиков, где ни от кого не услышишь спасибо!
– Не себе же в убыток, – подколола Валя.
– Деньги сложнее всего делать в политике, когда ты на виду. Проще делать их в сером слое и покупать политиков.
Смущённая официантка принесла красивые маленькие пирожные:
– В знак нашего уважения!
– В знак уважения кого из нас? – уточнил Горяев.
– Валентины, конечно! – покраснела девушка. – Ой, извините!
– На таких «знаках уважения» твой через месяц сломается! – торжествующе добавил Горяев.
– Есть такое…
– Мужья и жёны звёзд – это профессия или происхождение. Иначе нет шансов. Давай о делах, ты у меня всё равно в неоплатном сексуальном долгу.
– Я у тебя??? – вскрикнула Валя.
– Ишь, как заорала! – Горяеву нравилось её дразнить. – Зачем сделала передачу про пиписьки?
– Про пиписьки? Если не извинишься, сейчас же уйду! – Она решительно встала и начала складывать в сумку тёмные очки и сотовый.
– Сядь, успокойся.
Валя села. Официантки давно забросили остальные столики и глотали происходящее между Валей и Горяевым как кадры сериала.
– Нужны две очень серьёзные передачи: про развал Союза и про коробку из-под ксерокса. – Он устало потёр лоб. – Потому что если ты не сможешь сделать о коробке, никто не сможет.
– Про развал Ада говорила. А про коробку – я врать не умею! Коробка из-под ксерокса была чья?
– Зачем врать? Все финансовые схемы с Коржиком и Барсучком согласовывались и ими визировались!
– И коробка?