– Каждый день талдычу, посмотри на себя в зеркало! Но разве ж объяснишь! – Он почти горестно махнул рукой.
Это было так искренне, что Валя даже перестала видеть в нём врага:
– Что делать, чтоб ваша дочь была защищена?
– Знал бы, ночами бы спал, пока она гуляет. – Он приложил лапищу к сердцу.
– Первой в нашей стране этой темой занялась психолог Наталья Гайдаренко в фонде «Душа человека», – стал рассказывать Мойкин. – Она три года бесплатно оказывала помощь изнасилованным женщинам по телефону. По следам её работы в Москве создали кризисные центры с телефонами доверия, обучающие жертв изнасилования правилам обращения в милицию и прокуратуру.
– Вот пусть они делают своё дело, а мы – своё, – закивал Ястреб.
– Недавно обратившаяся к нам женщина подала заявление об изнасиловании мужем, так в милиции заявление не приняли! – воскликнул Мойкин.
– Мы не лезем в семейную жизнь, – отрезал Ястреб.
– Преступление, совершённое внутри семьи, перестаёт быть преступлением? – переспросила Валя. – И если вашу дочь, не дай бог, изнасилуют на улице, вы откроете уголовное дело. А если это сделает её муж, не откроете уголовного дела?
– Задушу вот этими руками! – воскликнул Ястреб, подняв вверх растопыренные ладони с пухлыми пальцами, давно не державшими ничего, кроме взяток. – Там же не подберёшься законодательно. Пишет заявление – муж изнасиловал. Открываем дело, а она забирает заявление. Что там изнасилования? По тяжким телесным так же! Позвоночник ей сломал, а она в реанимации отказывается от показаний!
– В России и сексуальное, и бытовое насилие находится внутри частного, а не внутри государственного обвинения. То есть преступление это или нет, определяет жертва, на которую оказывают давление преступник и общество, – стал объяснять Мойкин. – А в западных странах государство изначально определяет это как преступление.
– Дайте нормальный закон, мы их под корень выведем! – подхватил Ястреб. – Насильник попадает на каком эпизоде? Фотографию по телевизору показываем, толпа сбегается. А где ж вы раньше были? Боялись! И правильно боялись! Это за границей жертву охраняют, а у нас насильник жертве говорит, за твоё убийство пятнашку дадут, и за групповое изнасилование пятнашку!
– То есть наш закон защищает насильника от изнасилованной жертвы? – подчеркнула Валя.
– Это вы вашим депутатам объясните! – ткнул Ястреб в Валю пальцем.
Слово «вашим» было выделено так, что сзади жидко захлопали.
– Дайте сказать! – заверещала возле Вики прежде кричавшая подружка.
Ей дали микрофон, она его повертела, важно прокашлялась, подождала, когда пристроится оператор, и пронзительно начала:
– Нам, молодым девушкам, спасу от этого нет! Вот лапшу вешают: «Голосуй или проиграешь!» Я проголосую, но пусть Ельцин защитит нас от насильников, от плохих законов, от плохих милиционеров! Не буду рассказывать свою историю… Но хочу, чтобы такие истории больше ни с кем не повторялись!
Слёзы сперва зазвенели у девушки в голосе, а потом хлынули из глаз. Сидевшая рядом Вика обняла её, администраторша подбежала со стаканом воды, а народ в студии загомонил.
– Кастрировать их, как котов! Садовыми ножницами! – заорала тётка сзади. – Закон ввести, чтоб кастрировать!
– Важно помнить, что изнасилование не конец, а начало проблемы. Сперва шок, при этом жертва может выглядеть спокойной и отстранённой. Шок сменяется страхом и чувством беззащитности, – начал объяснять Мойкин. – Картина всплывает в памяти, и жертве начинает казаться, что она виновата и могла предотвратить трагедию.
Валя застыла на месте. Это было не просто про неё, а двухсотпроцентно про неё.
– Чувство вины навязывается общественными стереотипами, и жертва готова разделить вину с преступником! Но, кроме чувства вины, изнасилование оставляет хвост в виде головных болей, проблем желудочно-кишечного тракта, депрессии, алкоголизма, агрессивности, заниженной самооценки, ощущения ущербности, отсутствия способности делать самостоятельный выбор…
– Да ладно! – выкрикнула тётка со среднего ряда. – Тогда бы все бабы были инвалидами!
– А приходите ко мне на приём, – парировала ей Куница. – Послушайте, какие у них проблемы со здоровьем!
– Особенно опасно изнасилование ребёнку. Его личностная целостность нарушена, но он не понимает, что произошло. – Мойкин уже не сидел, а стоял с микрофоном. – Думает, раз это случилось со мной, значит, я плохой, грязный, ничтожный. Потому психологическая реабилитация особенно важна детям!
Валя снова застыла.
– Ребёнок, видящий, как насилуют или бьют его мать, получает такие же проблемы, что и изнасилованный, и постарается отгородиться от секса стеной, – продолжил Мойкин.
И Валя еле удержалась, чтоб не вскочить и не выбежать, словно получила удар под дых.
– Лебёдка, ты передачу ведёшь или не ведёшь? – раздался недовольный голос Ады сбоку.
– Она меня ведёт… – выдохнула Валя.
– Просыпайся, иди на позитив! – покачала головой Ада. – Уже всё Останкино в соплях утопили.