Стекло

Проводник кивнул и сел в ближайшее кресло – это было место отца. Я сел напротив на диван, даян выбрал стул с высокой спинкой. Забавно, но он поступил умнее всего – стул был изначально разработан жёстким и ничего не потерял с обращением в Стекло, мягкие же кресла, неспособные принять форму тела, потеряли свой уют.

Какое-то время мы сидели молча. Это напоминало наши вечерние беседы в палатке-столовой, только состав участников несколько изменился. Даян не был похож ни на кого из последователей, более того – ни на кого из тех, кого я в принципе встречал в жизни. От него исходила невозможная, непробиваемая мощь, нечеловеческая сила и решимость. Этот человек не умел сомневаться, не умел просчитывать, не умел хитрить, он шёл только напролом и был уверен в собственной правоте. Эта правота чувствовалась, исходила от него, казалось, что любое его слово становится правдой, даже если он соврёт, но он никогда не врал, точнее, я не мог представить себе ситуацию, в которой даян мог бы соврать.

Все эти измышления не были плодом нашего короткого общения – многие жители юга слышали о даяне и пересказывали друг другу истории о том, как он появляется ниоткуда и вершит суд там, где правосудие даёт осечку. Особенно мне запомнилась история с бандой Кочмара, которую даян вырезал целиком – кадры кровавой бойни облетели всю Сеть. Чуть позже появились снимки самого Кочмара, напоминающего окровавленный бочонок, лишённый конечностей и большей части кожи, но почему-то ещё дышащий. Меджаи вяло пытались задержать даяна, но быстро свернули дело «за недостаточностью улик». Скорее всего, сверху им сказали: даяна не трогать. У него хватало покровителей.

– Оно не бог, – сказал наконец Проводник.

Мы молчали и ждали продолжения.

– Мне никогда не была нужна вера, потому что у меня было знание. Вера требует неопределённости, а знание абсолютно, и потому одно исключает другое. Я завидовал людям, способным сохранять наивность, способным доверять и надеяться на лучшее. Мне хотелось влюбиться и слепо верить в совершенство своей возлюбленной, прощая ей мелкие недостатки. Но каждая женщина, которую я встречал, имела тёмную сторону, и я видел эту сторону – и не мог ни принять её такой, ни поверить в её очищение. Я видел тьму в тех, кто хотел называться моими друзьями. В тех, кто хотел вести со мной дела. В тех, кто хотел меня любить. Не было вещи, которой бы я не знал о людях, и это не раз приводило меня на грань. Однажды я поднялся на крышу здания и хотел спрыгнуть, потому что пытался поверить в случайность, поверить в то, что меня подхватит ветер, или я упаду на тканевый навес палатки, или произойдёт ещё что-нибудь невероятное. Но я не смог, потому что знание сильнее веры.

И было только это. Это место. Источник. Я ничего о нём не знал. Я не понимал, что там внутри, не понимал, кто им управляет. Он оставался для меня непроницаемым. Белое ничто, которое контролирует мир. Я верил, верил. Я верил в то, что здесь, в Источнике, есть что-то другое, чуждое, мне неизвестное. А здесь… – он взмахнул рукой и замолчал.

Кажется, я понимал его. Источник был его единственной надеждой на неопределённость, а оказалось, что он так же однозначен, как и всё прочее. Проводник не знал, что внутри Источника, лишь по той причине, что внутри не было ничего. Огромная глыба Стекла, постоянно растущая и захватывающая всё больше территорий. Никакого бога, просто неизвестная химическая реакция, упавшая с небес. Он потерял то, что держало на плаву его – всезнающего человека, способного изменить мир, но неспособного справиться с самим собой.

– И что теперь? – спросил я.

Проводник поднялся и прошёл по комнате. Провёл рукой по корешкам книг.

– Теперь… Теперь мы непобедимы, ты и я.

Даяна он проигнорировал.

– Мы вернёмся в Хураан и будем как Ка. Вместо Ка.

– Я не думаю, что он так просто отдаст власть.

– Это неважно, – ответил Проводник. – Теперь всё не важно.

Он подошёл к стеклянному глобусу, попытался его крутануть, но тот представлял собой единое целое с остальной комнатой.

– Никакого Ка не будет, – сказал он, стоя спиной к нам. – Буду только я. Аз есмь Проводник, Хранитель спокойствия. Имя моё начертано на древних машинах, мне тысяча лет, и тысячу лет я оберегаю мир от Хаоса. Тысячу лет я стою на страже невидимой двери, тысячу лет бьются в неё змеи и прочие гады, тысячу лет я твёрже камня, прочнее стали, горячее огня, холоднее льда. Нет никого за мной и передо мной, я един и одинок, я всесилен и безгрешен, я вышел из коацервата и останусь последним до Большого разрыва, я – основа жизни и её же предел.

Он произнёс это монотонно, будто не своим голосом, и я понял, что он то ли копирует, то ли пародирует чужие слова – видимо, Ка.

– Ты знаешь, почему я пришёл за тобой? – спросил вдруг даян.

– Да, – ответил Проводник, повернувшись. – Ты – неучтённый фактор. Я не знал, что Алярин призовёт тебя. Я не знал, что Ка отправит тебя за мной. Я не знал, что ты доберёшься так быстро. Ты всегда был в будущем, а не в настоящем.

Даян кивнул.

– Тогда ты меня понимаешь, – сказал он.