Стекло

В яранге было тепло и даже душно, горели плошки с вонючим жиром, а над очагом медленно подогревался большой котёл с наваристым бульоном. Сперва Лелекаю показалось, что в яранге никого нет, но затем из тёмных уголков почти одновременно появились четыре женщины – старая, средняя, молодая и совсем юная. Человек вошёл следом и сказал: «Это мой друг, Лелекай, любите, жалуйте, напоите, накормите, спать уложите». Лелекай хотел возразить, что спать он не хочет, но потом понял, что на самом деле ужасно хочет – даже больше, чем вернуться в родной стан. Женщины не сказали ни слова, но сразу же начали хлопотать вокруг Лелекая, подстилать ему тюфяки, подкладывать подушки, пододвигать к огню. Одна подала ему миску с опанэ, другая – доску со строганиной, третья начала стягивать с него сапоги, четвёртая – кафтан и рубаху. Пока он ел, его растирали и согревали, и Лелекай так разомлел, что не заметил, как уснул.

Спал он долго, даром что страшно устал и перестал понимать, где ночь, а где день, тем более они были похожи, как близнецы-братья. Когда он проснулся, в яранге было темно и тепло, а в его иоронге и даже ещё ближе, в его спальном мешке, рядом, прижавшись к нему всем телом, лежала самая юная из жён человека. Лелекай отстранился, но она подвинулась к нему, а дальше и отстраняться было некуда – спальный мешок был не такой и широкий. Естество Лелекая взволновалось, но ему было стыдно сразу по двум причинам. Во-первых, девушка была чужой женой, а во-вторых, в стане его ждала Тиныл, самая красивая девушка из всех, кого он когда-либо видел. Тиныл должна была стать его женой – Гыргол договорился об этом с её отцом, Имрыном, и сама Тиныл пришлась по сердцу Лелекаю, и он ей тоже приглянулся. Если же сейчас Лелекай отдастся страсти, забудет на время Тиныл, то не сможет потом смотреть ей в глаза, не сможет стать её мужем, не сможет видеть её без укола в сердце.

«Как тебя зовут?» – спросил он девушку, лежащую рядом с ним. «Окко-Эн», – ответила девушка. «Почему ты делаешь это, Окко-Эн?» – спросил он. «Ты наш гость, а кто приходит в гости к Хозяину, должен быть и накормлен, и согрет, и ублажён». «Хозяин – твой муж?» На этот вопрос она не ответила и вообще ни на какие вопросы о человеке не отвечала, точно разговоры о нём были под запретом. Тем не менее Лелекай спрашивал и спрашивал, говорил и говорил, и выяснил, что ей тринадцать лет, и что ещё год назад она жила с отцом и матерью в стане – не в его стане, а в другом, – но потом ушла из стана и стала жить с Хозяином, а почему и отчего – этого Лелекай от неё не добился.

Тем временем наступило утро. Окко-Эн первой выбралась из иоронги и исчезла. Когда поднялся Лелекай, в яранге уже пахло едой, которую готовила самая старая жена Хозяина. Лелекай спросил: «А когда Хозяин вернётся?» «Не знаю, – ответила старшая жена, – иногда он уезжает на пару часов, иногда на пару месяцев и никогда не говорит, сколько его не будет». «Он обещал отвезти меня в мой стан». «Если обещал, значит, отвезёт, он слово держит». Лелекай немного успокоился.

Он сытно поел – тут было и мясо, и кергипат с пряностями, и горячий бульон – и вышел в сендуху. Ничего не изменилось – та же хмарь, та же прохлада, та же пустота. Неподалёку от яранги хлопотала с одеждами жена среднего возраста – раскладывала, распрямляла, натирала свежим мхом. Он подошёл и спросил: «Давно ты тут живёшь?» «Я недавно, лет пятнадцать как, а Нынран уже все тридцать» «Только вы и Хозяин, и никого больше?» Женщина даже удивилась: «А кто ещё нужен? Хозяин всё привозит-приносит, нужды ни в чём нет, летом тепло, зимой холодно, всё течёт как течёт». «А не скучно?» «Некогда скучать. И приготовить, и помыть, и пошить, и убрать, и ублажить, и других дел тьма, когда тут заскучаешь. А как вечерами сидим, так истории рассказываем». Такая жизнь на протяжении многих лет показалась Лелекаю мучительной, и он был рад, что уже скоро вернётся в стан – к друзьям, к родителям, к Тиныл.

В яранге Хозяина Лелекаю пришлось прожить целых три дня. Он постоянно выходил наружу и смотрел вдаль, не едет ли откуда-нибудь его спаситель. Но Хозяина не было. Лелекай хотел чем-нибудь занять руки и предлагал женщинам всяческую помощь, но они всегда отвергали её, оправдывая это тем, что он гость, как сказал Хозяин, и если они ослушаются, то будет им несладко. Он нашёл в яранге небольшой ножик, наломал мелкого кустарника и стал вырезать поделки – крошечных оленей, сани, человечков. Свои поделки он выставлял в рядок на полу в иоронге, и ему было приятно, что, когда Окко-Эн заходила в иоронгу, чтобы прибраться, она задерживалась, брала игрушки в руки, улыбалась им. Хозяин явно не баловал жён развлечениями. При этом он чувствовал и смутную вину перед Тиныл – он не делал ничего дурного, но уделял слишком много внимания другой девушке, и эта девушка ему тоже нравилась.