Она повернула голову. Пистолет на полу превратился в мутное пятно – зрение подводило. Было не то чтобы больно, просто как-то размыто, точно она погружалась в воду и с каждым метром всё большая тяжесть наваливалась на грудную клетку. Алярин с усилием согнула руку и положила на грудь. Сердце бухало так, что отдавалось в каждом миллиметре тела – в руках, в ногах, и каждый удар сдавливал голову, сжимал тиски, втаптывал всё глубже и глубже. Невозможно уже было сосредоточиться ни на чём, умирание превратилось в процесс, забирающий все ресурсы организма. В дверях появилась расплывчатая фигура, по-видимому, старуха, и Алярин закрыла глаза.
Яд отступил. Она почувствовала себя значительно лучше. Лёгкость разлилась по телу, силой пропитались мышцы, голова стала ясной. Алярин встала, не открывая глаз, свободно, точно не было никаких шин на изломанных ногах, точно она не нуждалась в опоре, точно ей снова было шестнадцать лет, и она стояла на вершине колокольни в Мараатобе, и перед ней расстилался бесконечный мир. Она слышала от кого-то, что если по-настоящему верить, то можно спрыгнуть вниз с любой высоты, даже если земли не видно, так она далеко, – и остаться в живых, потому что Бог спасёт тебя, совершит чудо, подставит ладонь и поймает тебя.
Однажды она попала в разрушенную церковь – из старых, возведённых ещё до Стекла. Она вошла в разъезженный, поросший быльём переулок, и там стоял храм, кирпичная громада, мощь и великолепие, обрушенные в никуда. Вот тут был главный зал, голые стены, бывший склад, вот тут было заалтарное пространство, вот она прошла длинный-длинный путь по этому сочащемуся водой, забросанному бутылками и мусором обиталищу бездомных кошек, и эхо, безумное эхо взметнулось под сводами, на которых росли тридцатилетние берёзы, прямо на крыше. Она увидела исписанные стены и солнце, пробивающееся сквозь щели в рассохшемся растворе, и поняла, что тут живёт Бог, и она увидела его собственными глазами – его руку, его странную шестипалую длань, тянущуюся к голубому земному шару, чтобы хоть как-то согреть своё глупое человечество.
Это же ощущение пронизало её на колокольне, когда она едва не шагнула вниз – но не решилась, потому что тогда ещё не знала Проводника, а без Проводника Алярин была бессильна. И вот теперь она, не открывая глаз, шла по комнате к свету, сочащемуся из окна, шла на цыпочках, не чувствуя ни тяжести, ни боли, и понимала, что ей знакома эта лёгкость, знаком полёт, нет никакого яда, какой яд, если нет никакого Ка, есть только она и Проводник, и они вместе идут по устланной цветами крыше к бесконечному белому. Свет заливал всё вокруг, и фигуры их становились всё тоньше и тоньше, растворяясь в стеклянной белизне, и рука Алярин чувствовала тепло руки Проводника, пока наконец они не обратились в свет.
Старуха подошла к пропахшей мочой кровати Алярин и ощупала изувеченную женщину. Покачала головой, хмыкнула, вздохнула. Сделала несколько шагов в сторону, чуть не наступила на пистолет, резво отскочила в сторону.
Алярин приоткрыла рот. Старуха подошла. Алярин что-то шептала – без звука, просто шевеля губами. Старуха приложила ухо к самым губам умирающей.
– Дошёл, он дошёл, он дошёл, он дошёл… – повторяла Алярин.
Старуха разогнулась. Она ничего не поняла. Когда она нагнулась снова, Алярин уже не дышала.
15. Граница
Границы мы не заметили. Просто Проводник остановился и сказал: вот она. Белое простиралось впереди, белое оставалось позади, а мы оглядывались и пытались найти разделительную линию. Говорят, когда встречаются воды двух океанов, они не смешиваются из-за разного уровня солей и границу можно увидеть невооружённым взглядом. С одной стороны вода будет зелёной, с другой – голубой. Здесь же не было ничего. Просто мы вошли на территорию вечной зимы.
Остановившись, Проводник посмотрел назад, в заснеженную сендуху, так, как будто видел кого-то, и мне даже померещилось, что он помахал – едва-едва шевельнув ладонью. Я подумал, что он прощается со своим прошлым, оставляя его там, где зима всё ещё уступает другим временам года.
На территории Стекла не было ничего живого. Здесь не росли никакие растения, сюда не заходили звери, люди боялись даже приближаться к границе. Я знал, что несколько искателей приключений в подобных нашим гермокостюмах пытались добраться до Источника, но назад не вернулся никто. Другое дело, что они шли наугад и не могли знать, какие опасности подстерегают их впереди, не могли просчитать свой путь заранее, а Проводник – мог. И ещё у него была Алярин – женщина, которая срежиссировала реальность.