Стелла искушает судьбу

— Вот и хорошо. — Похожая на симпатичного, но хулиганистого мальчишку, невысокая, коротко постриженная Юля, которой на вид было года двадцать два — двадцать три, разговаривала со Стеллой покровительственно, как с ребенком, но доброжелательно. Однако Стелле это не понравилось, она слегка надулась и замолчала. Юля же продолжала возмущаться: — Нет, ну что я могу сделать на такой аппаратуре? Каша! Натуральная каша, а не звук! Голоса…

— Крики какаду в городском саду, — тихо сказала Ира.

— Что?

— Именно это у тебя и получится.

— Вот-вот! — Юля засмеялась, точно радуясь, что ей хоть кто-то посочувствовал, погасила сигарету и сказала: — Вы, девчонки, вечером в гости ко мне приходите! Я в номере 234 живу. — Приветливо махнув приятельницам рукой, она убежала, а Ирина, пожав плечами, заметила:

— И эта меня к малолеткам причислила.

Стелла недоуменно на нее посмотрела:

— Я бы на твоем месте радовалась!

— А я и радуюсь, — ответила Ира, но радости в ее голосе не было. — Знаешь, подруга, поверь Шекспиру — уж лучше быть, чем слыть…

И тут раздался истерический крик Светланы Ивановны:

— Групповка! На площадку!

Было уже около шести…

* * *

Все оказалось не так здорово, как Стелла себе представляла. Сначала их, предложив снять обувь, расставили по местам, небольшими группами. Пол был застелен дорогим черным бархатом, таким же, как и тот, что закрывал стены.

Стелла наконец-то увидела Полину Загурскую, дублершей которой ей предстояло стать, правда, ее поставили в самый дальний от главной героини угол, а рядом с Полиной оставили Ирину, которая внешне, пожалуй, была полной ее противоположностью. Возможно, именно поэтому нежное кукольное лицо героини казалось особенно привлекательным — на фоне смуглой темноволосой Ирины, черты лица которой можно было счесть даже излишне резкими, Полина казалась нежным цветком, выросшим рядом с колючей елкой.

Больше всего Стеллу поразило то, что по дальним углам обширного зала стояли группки актеров, которых она раньше не видела. Какие-то простоватые на вид, хихикавшие девицы, мужчины (одного она точно запомнила!), перетаскивавшие софиты… Вечером Ирина объяснила ей, что это местные горничные и буфетчицы — их привлекли для участия в массовке, чтобы не возить из Москвы «стадо» актеров — дорого, да и заплатить местным можно по самым низким расценкам — за счастье почтут в кино сняться… Стелла огорчилась — ведь она оказалась практически рядом с ними: ее поставили возле лысого Новикова, который беспрестанно скалил желтые лошадиные зубы, среди которых поблескивали и железные.

Еще она заметила невысокую хрупкую женщину, ярко-рыжую (сквозь ее тщательно уложенные волосы проглядывала бледная кожа, так мало их оставалось), в золотистом, яростно блестевшем платье. Она стояла в нескольких шагах от Полины, Ирины и красавца Романова, рядом с Радкевичем и о чем-то оживленно с ним беседовала. Ее тонкогубый, ярко накрашенный рот нервно кривился, когда она улыбалась… «Маньячка!» — догадалась Стелла, и ей стало приятно, что ее новая приятельница так четко определила — именно эта женщина просто создана для такой роли. Стелла как зачарованная следила за руками Маньячки, длинные тонкие пальцы которой находились в непрерывном движении. В этом было что-то неприятное… Девушка отвела глаза, поймала ободряющий взгляд Ирины и благодарно улыбнулась ей в ответ.

Эльвира и Аня проходили между актерами, поправляя кому прическу, кому грим. Впрочем, только у тех, кто стоял впереди. До Стеллы они не дошли.

Мужчины, скрывая под напускным пренебрежением к «мелочам жизни» неловкость, продолжали шутить насчет того, что в этом зале целые, без дырок носки, наверное, только у режиссера, да и то потому, что ему разуваться не надо!

Михаил Георгиевич восхитил Стеллу, заявив, что и у него носки рваные: что поделаешь? — дефицит! Но разуваться не стал. Врал, видно. Однако все развеселились.

Режиссер объяснил задачу: все делают руками движения, будто летят, и всячески изображают балдеж. Сначала снимают всех. Потом каждая группа будет «улетать» отдельно от остальных. Затем все возвращаются четко на свои места, выставляют на прежние следы туфли, обуваются и «летят» дальше.

И съемка началась. Сначала казалось, что все не так уж и сложно, но через три часа «полетов» у Стеллы уже кружилась голова и невыносимо болели уставшие руки.

Около девяти объявили перерыв. Почти все разошлись, и только групповка осталась — была ли это блажь Светланы Ивановны или и вправду так положено, Стелла не знала, да и не задумывалась — слишком устала. Примостившись в кресле режиссера, как была без туфель, девушка принялась высматривать Ирину, которая, освободившись одна из первых, долго не уходила, будто не хотела оставлять свою протеже без моральной поддержки. За это Стелла была ей жутко благодарна, но вот теперь она куда-то исчезла…

На подлокотник кресла кто-то грузно опустился, запахло кофе и хорошим коньяком, и Стелла вздрогнула, сообразив, что заняла место режиссера. Собираясь встать и извиниться, она подняла глаза… Рядом с ней сидел знаменитый Огульников и с любопытством ее разглядывал.