Стена

Для этого не нужно быть гением, чтобы догадаться, что по прибытию на место времени для неспешной беседы уже не будет. А сейчас нам как минимум лететь часов десять, а может и больше.

— Петрович можно задать несколько вопросов? — повернулся я к нему.

— Валяй, но предупреждаю, я не во всем настолько компетентен как тебе может показаться. Для меня самого это стало неожиданным поворотом.

— Да и со мной в последнее время слишком часто происходят странные вещи, — заметила Валькирии. — Да Чего уж говорить в последнее время в последние дни. Если появление в моей группе Соболева еще как-то можно объяснить и даже логически обосновать. То вот перелет в Японию я даже в самых больных фантазиях не предполагала.

— Не ты одна это предвидеть не могла, — усмехнулся Петрович.

— А вот меня интересует, как мы будем общаться с японцами? — задал я мучивший меня вопрос. — Нам дадут переводчика или мы будем общаться исключительно с теми сотрудниками, кто владеет русским языком.

— Полагаю, что японцы придумали какую-то приблуду которая позволит нам убрать эту проблему, — предположила Валькирия.

В этот момент Петрович смотрел на нас как на детей, которые пытаются на своем уровне объяснить «Теорию струн». Я предполагал, что и моя версия имеет право на жизнь но, заметив ухмылку Петровича, я вынужден был обратиться к нему с немым вопросом во взгляде. Валькирия тоже ждала от него объяснений.

— Хорошо я открою вам глаза на действительность, — решил он прояснить ситуацию. — Вы помните, что говорил Мияги?

— Конечно мы же там были, — удивилась вопросу Валькирия. — Он говорил о какой-то особенности, о которой я пока не знаю. Точнее говоря, я о ней знаю, но пока не обращала на нее внимания.

— Ты тоже это слышал? — посмотрел Петрович на меня.

— Слышал, но к чему ты клонишь?

— Отлично так вот Мияги русский понимает благодаря вот такой штучке.

Петрович вынул из уха миниатюрный наушник и, продемонстрировав его нам, вставил обратно. Неосознанно я попытался нащупать и у себя в ухе такой же но как ни старался так и не смог обнаружить инородного предмета.

— Можешь не тратить время у вас таких переводчиков нет, — ответил Петрович после того как вынул из кармана небольшой дисплей.

Повернув экран в нашу сторону, я увидел на нем набор японских иероглифов.

— Я не силен в японском языке, так что понятия не имею что здесь за абракадабра, — пожал я плечами.

— Здесь написано «можешь не тратить время, у вас таких переводчиков нет», по крайней мере, надеюсь, что именно это здесь написано, — объяснил он.

— Круто, а почему у нас таких нет? — удивился я. — Ни за что не поверю, что в отделе не завалялось парочки таких же.

— Вам они не нужны.

— Как это не нужны? Как мы тогда будем с японцами болтать?

— Не напрягаясь, — ответил Петрович. — Мияги по-русски может сказать только одно слово «спасибо».

— Минутку, но ведь он с нами разговаривал, — привел я неоспоримый аргумент.

— Он говорил по-японски, кстати, Нестерова отвечала ему тоже по-японски.

— Я знаю японский? — не скрывая сомнений в голосе, спросила Валькирия.

— Да также как и Соболев, — ответил Петрович.

— В каком смысле как Соболев? — удивился я. — Что-что, а вот японский я уж точно не знаю, — заверил я его.

— Вы его не знали до возрождения, я имею в виду последнего возрождения, а теперь вы на нем можете свободно общаться практически также как и на русском. Скажу больше, вы теперь и думаете на японском языке. Непостоянно конечно, а только когда находитесь в среде японо-говорящих. Но не волнуйтесь вы не стали японцами это в человеке уже не изменить вы русские и всегда ими останетесь. Но вот язык будет меняться для вас автоматически, когда вы будете говорить по-японски или по-русски. Честно говоря, мне бы такая функция не помешала, по крайней мере, я бы тогда не таскал вот эту вот хрень.

Петрович покрутил в руке монитор на экране которого появлялись все новые и новые иероглифы по мере того как он говорил.

— Мои возрождения уже израсходованы а если бы и осталось одно то я бы не хотел его тратить лишь для того чтобы спокойно общаться на японском языке.

— Выходит мы, таким образом, можем выучить любой язык какой только захотим? — поинтересовалась Валькирия.

— В теории возможно, но на практике не все так просто, — ответил Петрович, убирая монитор в карман. — Вот с ним, например проблем никаких не возникло, — кивнул он в мою сторону. — А с остальными фениксами эксперимент провалился. При последней зачистке, когда вы неожиданно обнаружили настоящее логово, погибло около семидесяти фениксов. Отдел попытался внедрить такую же функцию в их сознание, но ни с кем из них не преуспел, самый лучший смог произнести не больше двадцати слов.

— Погоди минутку, что-то тут не сходится, — заметила Валькирия. — В отличие от пророка я при последней зачистке осталась жива и меня не возрождали.