Стена

Все девушки, которые по молодости лет не признавали Бякулева и даже смеялись над его косоглазием, оказались в его власти. Сейчас он мог помочь им в работе над диссертацией, а мог и чинить препятствия…

Томность в голосе Бякулева появилась, как только Алик завершил с ним разговор и оставил его с молодой аспиранткой.

«Что ж, она действительно неплоха, – оценил Алик, уходя. – Каштановая, пушистая, приодевшаяся к этой консультации. Бякулева можно понять».

Последняя надежда

«Только из трудов и любви вырастают настоящие родные дети, а не из момента зачатия или обслуживания их потребностей. Мало дать тело, надо вырастить душу»

Профессор Свик оставался единственной надеждой Алика на завершение кандидатской, а он был существом странным. Самый уважаемый ученый института чрезмерно гордился тем, что входил в число авторов классического университетского учебника по телевизионной журналистике. Но кто из писателей не мечтает, чтобы его книга вошла в школьный курс и принесла ему мемориальную славу. Кто не мечтает, чтобы его цитировали, как обязательный компонент мудрости? Пусть даже это происходит не из любви, а из необходимости…

***

– Дети, дети мои…, – любил повторять профессор Свик, пронося по проходам между партами с аспирантами свою худощавую фигуру, чем-то похожую на торшер со снятым абажуром. И слова его были истинной правдой, поскольку даже небольшое зернышко, брошенное в амбар, позволяет считать все накопленное в этом амбаре отчасти собственным, чем-то сродненным с собой. Что говорить о слове?

Родитель – понятие накопительное. Родители и учителя – синонимы.

– Дети, дети мои, – говорил Свик…

Родители первыми вовлекают нас в круг общения, затем этим занимаются воспитатели, учителя, друзья, но с достижением определенного возраста каждый становится интересен, как старая пластинка, и тогда, чтобы обрести новую жизнь надо становиться обязательным для прослушивания…

Но не обязательность, возникающая у ученика перед учителем, привлекала в Свике. Он обладал чертовской живинкой в глазах, она и привлекала аспирантов, как свет влечет бездумных бабочек. Живинка сияла во всем его поведении. Он даже умудрился выдумать схему создания телевизионного произведения, то есть из души вырезать молоточек с маленьким штампиком на утяжеленной части, от удара которым любое явление тут же преобразовывалось в сюжет, а то и полную киноэпопею. Но это к слову о переборе. Он пользовался уважением и любовью за свой искренний нрав и, как казалось, бесконечное оправдание разгильдяйства аспирантов.

Алик бы не удивился, если бы узнал, что технология сдачи экзаменов в институте повышения квалификации работников телевидения и радиовещания – это придумка профессора Свика.

При первой встрече он пронзил Алика добрым научным взглядом и, будучи один на один, словно приговоренному сказал:

– Вы человек состоявшийся. Аспирантура вам не нужна.

– Вы правы, – согласился Алик. – Но для меня вырваться за пределы маленького нефтяного города – в Москву, на целый месяц – это равносильно подключению к аппарату искусственного дыхания.

– Но здесь надо учиться и делать кандидатскую, – напомнил Свик.

– Я хочу учиться и готов учиться в аспирантуре хоть всю жизнь. Я желаю беседовать с умными людьми и читать умные книги, – искренне пропел Алик.

– Но бесконечно учиться здесь не требуется, – вернул Алика к теме Свик. – У нас сроки. Вы перестанете нас интересовать, если ваша работа не уложится в эти сроки.

– Давайте я начну учиться, а там посмотрим, – предложил Алик, понимая, что даже завтрашний день непредсказуем.

– Хорошо, – согласился Свик.

***

Минуло три года. Алик сдал все кандидатские экзамены по методу Свика-Добряковой и потерял научного руководителя Бякулева, когда, наконец, занялся кандидатской диссертацией. Теперь он сидел перед Свиком и просил, чтобы тот стать его научным руководителем.

Чтобы быть правильно понятым, Алик принес Свику бутылочку дорогого, на его взгляд, коньяка «Хенесси» и рассчитывал на благосклонность.

– В следующий раз, при покупке мне коньяка, смотрите на буквы на этикетке, – строго сказал Свик, проведя ногтем под теми самыми буквами. – Вы принесли мне коньяк пятилетней выдержки, а я пью не менее, чем двадцатилетней. Я не раз бывал в Париже и у меня там есть местечко, где я постоянно покупаю этот напиток. Будьте внимательнее!

Удар, шок, онеменение – все вместе обрушилось на Алика, но Свик не успокоился:

– А моя жена любит красное сухое испанское вино, но только хорошей марки. Запомните ее…

Свик сказал, а Алик не придумал ничего другого, как показательно записать сказанное.