А лжет ли природа? Если ложь – это искаженное знание, то природа не лжет – она не нуждается в знании. Она живет и действует. Даже, если она заведенный механизм, своеобразные часы. Часы не нуждаются в знании времени и процессов, приводящих в движение стрелки. Они не боятся остановиться или сломаться. Это мы придаем значение всем событиям и вещам. Кто бы родил Бога, если бы не было человека, публики, зрителя? Кто бы узнал или даже предположил его существование? Никчемность Бога в обесчеловеченном мире очевидна. Бог без человека не нужен, как песочные часы или автомобиль, так же, как правда и ложь.
***
Нашим вниманием всегда хотят завладеть одновременно несколько предметов, и внимание естественно устремляется к легкоусваиваемым. Нужна воля, чтобы продолжать стремиться к нужному, а не к легкому, и нужно помнить, что один прожектор не может освещать сразу два направления.
***
Некоторые плоды сочатся, стоит их надкусить, другие же – сухи и невкусны – так и источники информации – одни брызжут мыслью и даруют силы, другие высасывают силы
***
Мысли всегда приходят из ниоткуда, из непроницаемой темноты сознания, слово тянет слово, мысль тянет мысль. Золотая рыбка вспыхивает внезапно. Ее разделываешь, доделываешь и вот еще одна маленькая мумия в музее. Нежный, но хищный механизм.
***
Голос всегда найдет ухо. Мысленный спор со звучащим тяжел, поэтому в сетях голоса оказывается большинство людей. Фрукты, похожие на мозги с ушами, на струнах голоса сушатся словно грибы. Это бесконечное поле, бесконечное производство. Редкий фрукт уходит от него. А фразы все летят и летят. И каждая из них направлена в одну цель. Все они подразумевают единственное: «Я хороший, я хороший» – бубнит докладчик. Конечно, суть украшена другими словами. Барабанные перепонки волнуются, трепещут. Голос уже ощущается физически.
Я борюсь с пропагандой, но приходит усталость. Отторгаемый мусор голоса остается внутри. Он ощущается. Он тормозит поиск собственного. Сложно набраться собственных мыслей на противоборство с подготовленным звуком голоса. Фразы пробивают, оказываются услышанными и на короткое время овладевают. Они заставляют думать на темы, внедряемые голосом. В этом преимущество говорящего относительно молчащего.
***
Вкус вина и мяса, жареного на углях, – это много раз повторялось и приносило радость, но эта радость во много раз сильнее в местах необыкновенных, удаленных, в странах иных. Музыка, песни и душа ищет, она разбужена, она не желает повторения, она вслушивается в каждый шум и шорох, она ловит каждый звук, и ветерок пусть даже прохладный. Нет – это не песнь богача или любителя элитных забав. Это песнь жажды новизны.
***
Когда сидишь в мягком кресле много лет и за это получаешь много денег, то начинает казаться, что эти деньги платятся именно за этот прилежный контакт между задницей и сиденьем, и любая попытка отвлечь от этого занятия начинает отдаваться нетерпимой головной болью и каким-то отупением.
***
Как незаметно для самого себя человек, распоряжающийся бюджетными деньгами, под предлогом служения обществу, у которого эти деньги отняты, начинает обслуживать свои интересы и выгадывать блага.
***
Любая искренность льва, его рассказы об охоте, мышь всегда воспримет с точки зрения мышиной и как-нибудь в период откровения даже расскажет льву, желая ему угодить, как она сама охотится за крошками и объедками. И что тут делать льву, у которого родится непереносимая рвота от такого рассказа, у которого сердце неровно забьется от этого нелепого сравнения его охоты за ланью с охотой за тошнотворными объедками в мусорном ведре. Он не съест мышь только из-за того, что мышей он не ест, он уйдет под свою пальму и будет долго раздумывать о превратностях судьбы о мышах из своего окружения, которых подарила ему судьба, о соседних львах – с которыми только драться. Сердце, где раскрыть сердце, где ощутить единство? Видимо одиночество – единственный путь того, кто следует по жизни в львиной шкуре.
***
Волны, полные первородной мощи, могут все снести на своем пути и уничтожить, если, конечно, человек упирается. Но, если он подчинится требованию волн, сольется с ними в одно единое целое, то он может делать все, что угодно, но в одном направлении.
***
Возможно, любой человек, попадая в больничные палаты и оказываясь на конвейере, вооруженном иглами, скальпелями и еще бог знает какими инструментами, становится похож на бездушную заготовку, которая безропотно отдается всем воздействиям и ползет по конвейеру к выходу. К выходу в жизнь, к выходу в смерть, но, в любом случае, к какому-то итогу деятельности всех инструментов и технологий. Вот только управляют этими инструментами люди несовершенные, а подчас и преступные, а философия заготовки-человека поражает своей безнадежностью.
***