[СТЕНА]

Цветок умирает без воды,

без матери-земли он увядает;

В лапках детских, женских

слёз – от радости внимания.

Куст, что подравняли по бокам –

умирает стоя,

искалеченный чужой,

не своей рукою.

Муравей под гнётом детским

умирает за работой.

Ножки детские ему

ломают спину, ноги…!

Человек, под солнцем ясным,

вдруг теряет равновесие,

вот уже и не жилец:

царствие небесное.

Да и камень под водой,

всё время под давлением.

Вода его грубо трёт,

убавляя веса.

Всё распадается на части,

с тоской в груди

и каменным спокойствием.

Но как же хочется нам всем

такого простого –

бесконечного!

Хорвату

Слепок без лица похож на божество,

устремившее свой слепой взгляд

в стену.

Только зритель

(впечатлительный ребёнок)

может представить,

выдумать грозные глаза,

да недовольно сдвинутые брови.

Найти причину недовольства в себе.

Начать молиться на непонятном языке

и верить в спасение своё

из внешней оболочки формы.

На юг

Содом уже устарел, как слог и как идея.

Достигнут пик, а значит – время заменять.

Противоположное направление на юг

принесёт в себе беззаботность, свежесть

и уют.

Запах сирени

С тобой и в радости, и в печали –

ты! Одинок среди кустов сирени.

Запах её лепестков – сводит с ума,

но ты! Не трогаешь и не рвешь,

чтобы её не испортить.

Ориентировка

Яркая звезда горит без контекста.

Ей несвойственно оборачиваться

назад.

У неё имеется свой цикл выгорания,

и только остатки света прошлого

рвутся вперёд.

Они попадают в наше будущее,

наше сейчас.

Эта яркость – остатки… как слово;

Как недосказанность – подсказка тем,

кто ещё не разучился видеть строки.

Космонавт – попытка прикоснуться

к тайне, увидеть всё глазами и ахнув –

понять! Но на деле – просто маскарад,

прикрытый вспомогательными речами.

Человек не может прикоснуться к звезде,

но и звезда не досягает человека плодом.

Остаётся только смотреть,

настороженно видеть блеск,

и стараться вспомнить: где мы?

Циркуль

Пластика её тела невольно волнует сердце.

Эта ножка – циркуль, поворот.

Туловище описывает идеальный круг

чертя точность,

простоту сложной формы.

Спокойный

Слова…

Сколь сильны они;

как берут меня за ворот

с напором в тиски!

Каждый крик,

не мне, так… чьё-то блеяние –

разносит спокойствие в дребезги.

А мысли –

мои милые спутники,

(личное электричество)

всё силятся отстраниться,

став частью спокойствия!

Могучей силой равновесия

в шатком пространстве

резонансных конвульсий.

Сон в январе

Отмени перелёт, закрой глаза ярким светом фонаря,

что крепко сжимает рука.

Вот сон в январе, ты помнишь? Пот по спине и день не впрок!

Так случается, и после стольких моментов опять:

страшный сон становится повседневным проклятием.

Напоминает о себе, кричит в ухо «сейчас», а больше…

ничего и не слышно, только ужас дрожит в зубах,

утопая в сомнениях.

Мы продолжаем

Смерть одного меняет жизнь другого,

с издевкой выбирая милых душ.

Судьба твоя мою меняет снова,

от случая не скрыться в темноте.

Иллюзии – сладкие обольстители,

угодники слабого характера,

но с чистого листа истина

пишет свой памфлет быстро и начисто!

Ещё один актёр покинул сцену Земли,

теперь в земле он ждёт гостей,

что съедят его –

остаётся только стерпеть.

Ушел актёр! Пропал актёр!

Но зрители остались,

смерть – не оправдание

для незаконченного спектакля,

дублёр заменит брешь в плоту.

Зал сцены снова оживает

в ладоши хлопая творцу.

Летом

Маленький берег

построен из прутьев

желез загнивающих вод.

Струится и плещет

вода цвета хаки.

Нырнуть ли?

Не знаю.

Попробовать стоит.

Превращая грусть

В синем цвете ночи

лейся прохлада, лейся.

Заполни собою пространство,

превращая грусть в глубину.

Ловушка

Насекомое летит по свету.

Оно рождается не зная где-то.

Оно просыпается к лету,

то насекомое, что летит по свету.

Оно пролетает деревья,

что стоят неровным строем;

что рождены по другим законам –

чьей рукой посажены там-то и где-то.

Насекомое ищет пищу

и сидит на траве зелёной,

ей вокруг всё строго понятно,

хоть и не знает для чего это надо.

Славно

Так и должно быть

для своего порядка.

Как дитя – насекомое чисто,

оно живёт без оглядки,

живёт без корысти.

Летит очень плавно, не озираясь.

Но вот ей встречаются камни!

Большие бетонные камни.

Возведённые кем-то иначе;

высокие и шумящие!

Насекомое чувствует ветер,

насекомое видит всё ново,

её пленит порыв перемен

и возможность познать загадку.

Влетев – внутри всё гладко.

Бетон здесь холодный, да в краске.

Насекомому здесь не место,

для их крыльев тут очень тесно.

Насекомому невдомёк,

почему природа стала плоской,

почему её также видно,

но нельзя прикоснуться.

Насекомое сидит на стекле.

Оно мечтает о солнце!

Оно мечтает о ветре…

и о траве, и обеде,

но ловушка коварна, страшна –

назад нет дороги.

Остаётся только сидеть,

остаётся только ждать.

Медленно засыхая –

мучительно умирать.

Элегия 2

Холодный ветер провинции

обдувает пешеходам лица.

После знойной жары –

приятно пониженный градус.

Так легко и смешно

мне идти с тобой рядом.

Иногда, между слов,

поглядеть на твой профиль

и забыть обо всем,

не печалясь о прошлом.

Время скользит

по своей траектории,

я не буду считать.

Лучше руку твою

я сильнее сожму,

заливая всё тело смущеньем.

Отправляясь в дорогу –

я тебя заберу,

мне твой профиль важней