Стена

Горбун напрягся и еще больше откинулся назад, отчего выгнулся сильнее, чем прежде, голова его почти касалась пола — ну точно акробат. Если бы существовало такое слово, его, думаю, можно было бы назвать брюхогорбуном.

— Итак, — повысил голос брюхогорбун, — в заключение я сообщу вам конкретный способ совершить путешествие на край света. Несмотря на то что край света приобрел новое свойство — наличие двух полюсов, — отправление на край света по-прежнему начинается с того, что путешественник неотрывно смотрит на стены своей комнаты, пока не обнаружит на них указание маршрута... Вам следует глубоко уяснить это положение, оно послужит точным ориентиром, необходимым для того, чтобы отправиться в путешествие. Разрешите на этом закончить.

Вместо того чтобы поклониться, изогнувшийся назад брюхогорбун округлился еще больше и стал похож на круглый хлеб.

И этот круглохлеб откатился на край сцены с резким криком:

— Кинопроектор, начали! Сцена комнаты! — Вытянутой откуда-то изнутри рукой он указал на экран. Аппарат тут же послушно заработал, и на экране появилась комната.

Не может быть, подумал я сначала. Но, присмотревшись, понял, что не ошибся, — это и в самом деле была моя комната. В первое мгновение я не узнал ее, потому что был уверен: моя комната на экране ни в коем случае не появится.

Круглохлеб с душераздирающими интонациями стал декламировать:

Если это не твоя комната,
То лучше мне умереть, наевшись цветных карандашей.
Цветных карандашей по сто двадцать иен дюжина.
Съев половину, я добуду письменное свидетельство, что это правда.
И лучше уж мне умереть, съев все по кусочкам без остатка.

Если это не твоя комната,
То лучше мне умереть, воткнув себе в горло тысячу рыбьих костей,
Костей трех морских карасей, по сто иен за карася.
Лучше я умру, выпив все помои,
Которые лакала до этого кошка.

Но это точно твоя комната,
И поэтому мне лучше не есть цветных карандашей,
Не заглатывать кости морских карасей.
Четыреста двадцать иен останутся в кармане,
Но ты не будешь в убытке.

Хотя это точно твоя комната,
Я вовсе не собираюсь требовать с тебя четыреста двадцать иен.
Ты подумаешь, возможно, как это странно.
Но, поразмыслив, убедишься, что это не так.
И никакой благодарности от тебя я не требую.

Круглохлеб, декламируя, и не помышлял о том, чтобы разогнуться, наоборот, он превратился теперь в круглый ком, отдельные части его тела совершенно исчезли, слившись воедино. В тот момент, когда он произносил последнюю фразу, от него прежнего остался лишь голос.

Разумеется, раньше я даже не представлял себе, что с человеком может произойти подобное, но особенно не удивился. Более того, подумал, что с человеком, декламирующим столь бессмысленные стихи, такое вполне может случиться.

Моя комната, проецируемая на экране, так же как и та пустынная равнина, нисколько не меняясь, тянулась до бесконечности. Я вдруг ощутил непереносимую слабость и присел на корточки.

Голос, оставшийся одним лишь голосом, дикторским тоном провозгласил:

— Итак, вечер, на котором вы сегодня насладились лекцией и фильмом, подошел к кульминационной точке. Мне бы хотелось завершить сегодняшний вечер драматическим выходом на сцену главного героя фильма. — И уже обычным тоном: — Давай, приятель, быстрее заходи в свою комнату.

Считая, что слова о моем появлении в фильме не более чем выдумка, я все же с интересом посмотрел на экран. Однако никаких признаков моего появления там не было, и секунд через тридцать голос, оставшийся одним лишь голосом, завопил: