Стена

— Пожалуйста, — приветливо, чего я не ожидал от него, ответил непойманный барсук. — Я догадывался, что ты мне так ответишь. Я с самого начала знал, в каком порядке все будет происходить: подумав три минуты, ты согласишься. Ответ может быть только положительным, поэтому твоим размышлениям я мешать не буду, с радостью жду ответа. Но через три минуты ты сможешь задать мне только один вопрос. О том, не идет ли все происходящее, как тебе представляется, в обратной последовательности. Вопрос трудный, и я отвечу на него прямо сейчас. Какая разница, до или после. С неприятным нужно покончить как можно скорее. Да, этот вопрос, думаю, небеспочвен. Результат всегда предшествует причине. Ты, видимо, думаешь именно так. Например, тень, являющаяся результатом существования тела, уходит первой, а уже потом исчезает тело. Тело, которое должно исчезнуть в гробу, сначала перестает существовать, а уже потом оказывается в гробу. В соответствии с такой последовательностью неизбежен результат, когда настоятельно требуемой конкретизацией заветного желания в конечном итоге будет смерть. Не является ли в таком случае Вавилонская башня обыкновенным кладбищем? Таким вопросом ты, безусловно, можешь задаться. Это так, если говорить о причинно-следственных отношениях. Это же было и в твоем изобретении: вариатор времени. Вспомни. Благодаря твоему изобретению время может теперь течь в обратном направлении. Следовательно, время становится управляемым, ты изобрел чрезвычайно удобный прибор, позволяющий по собственному усмотрению манипулировать временем. Вдумайся. Зачем потребовалась техника, заставляющая время идти назад с момента, когда ты лишился тени? Для того, чтобы принести тебе смерть? Ничего подобного. Ведь в этом случае, если бы все было оставлено как есть, естественная связь между причиной и следствием убила бы тебя. Наш замысел состоял в том, чтобы, следуя положительной причинно-следственной связи, перескочить через смерть, а потом, следуя отрицательной причинно-следственной связи, оставить то, что составляет смерть, в вакууме, — другими словами, приостановив смерть, уничтожить смертельную функцию смерти. Приостановленная смерть перестает быть смертью. Вот почему мое рождение, иначе говоря, то, что ты накормил меня тенью, было неизбежно связано с целью во имя вечности. Понял? Представляешь, как тщательно, рационально были спроектированы и конкретизированы твои мечты и планы? Мне бы не хотелось говорить, что все делается вопреки твоей воле. Ты должен гордиться грандиозностью своей мечты. Ну вот, прошло три минуты, не будем больше откладывать. Говори, что ты надумал? Таков порядок. Х-ха, х-ха, х-ха...

Решающей причиной моих колебаний было то, что мной владело гнездившееся в сердце сомнение, еще не оформившееся в вопрос.

Обессиленный, я оторвался от телескопа. Я слишком долго смотрел в него, отчего в глазах появилась резь — наверное, они опухли. Я прикрыл их рукой, но стоило отнять руку, как глаза перестали видеть, оттого что фокус хрусталика сбился. Через некоторое время зрение восстановилось, но в бескрайнем ночном небе лишь мерцали звезды, а гроба и непойманного барсука нигде не было видно. Вдали можно было разглядеть какую-то черную точку, но, может быть, я желаемое выдавал за действительное. Под окном те самые полицейские, привалившись от усталости к ограде, крепко сжимали в руках пистолеты, оглядываясь по сторонам налитыми кровью глазами. Завыла сирена пожарной машины, будто кошка, в кромешной ночной тьме вцепившаяся в забор. Окна домов, точно в испуге, спрятались за черными шторами; сигналы радио, передававшего, видимо, экстренное сообщение, сочились сквозь щели между ними на окаменевшую улицу.

Чем больше я думал, тем больше голова моя, казалось, отдалялась от моих раздумий. В изнеможении я прислушивался лишь к каким-то звукам в голове, напоминавшим шуршание насекомых в мусорном ящике. Это было какое-то страшное состояние прострации. Увидев падение в ночной тьме четвертого метеорита, я почему-то понял, что обещанные мною три минуты прошли.

Я снова прильнул к телескопу. И увидел гроб и зверя, находившихся теперь значительно ближе, чем раньше.

— Ну как? — спросил непойманный барсук со своей противной ухмылкой. — Ты, наверное, понял, что, кроме твоих собственных желаний, никаких других твоих желаний существовать не может?

Хотя я ничего не ответил, он, посчитав это само собой разумеющимся, сказал:

— Как я понимаю, ты согласен и мы можем отправляться.

— Я еще ничего не сказал.

— Хорошо. Меня устраивает и такая форма. Проблемой для нас является лишь сущность. То, что ты сказал yes, — факт неопровержимый.

Что за факт, о котором он говорит?.. Я хотел спросить, но сразу же поспешно замолчал. У меня уже не было душевных сил выносить его бесцеремонные вопросы и ответы, переругиваться с ним, и, кроме того, как это ни странно, мне начало казаться, что я в самом деле ответил yes. Собеседник, поняв мое состояние, сказал:

— Ну что ж, все прекрасно. — После этих слов он, точно фокусник, вытащил откуда-то лист бумаги. — Тебе известно, что это?