Стена

Слухов — целая сеть, можно бродить хоть с утра до вечера. Чем дальше, чем глубже уходишь, тем теплее: земля еще не промерзла, хранит память лета. Человек, не знакомый с лабиринтом подземных ходов, словно проделанных гигантскими кротами, запросто мог бы заблудиться в них… Удивительное дело: изначально слухи рылись без всякого порядка, без плана и предварительной разметки. Просто копали туда, где грунт помягче, посуше… Но в итоге оказалось, что случайным образом вырытые ходы оказались вполне удобной сетью коридоров. Располагались они на двух подземных уровнях: верхний — собственно слухи, где несли дозор караульные, и нижний, где сменщики могли вздремнуть и перекусить. Лазов, ведущих в слухи, было несколько, и почти все они находились снаружи крепостной стены.

Еще туда вели два тайных колодца, надежно запиравшихся коваными решетками и дубовыми крышками, — они вели под стену, а подняться можно было по такому же узкому, как лисья нора, колодцу уже на другой стороне. Из этого-то лаза у Коломенской башни в день перед первым приступом и вылез у ног воеводы Григорий, только что случайно уложивший из пищали первого врага.

Многое миновало с тех пор.

Чадящая лампадка почти не давала света, и из темноты лишь смутно проступали чумазые лица засадников, несших этой ночью караул на слухах. Они молча покивали Григорию. Тут было тепло, не то, что на поверхности.

— Вот, — едва слышно, вплотную приблизив свою голову к голове Колдырева, прошептал посадский парень, к которому подвел Григория Фриц. — Если ухом к стенке сесть, то слышно… Мы-то не услыхали, а у немца уши, что у кошки. Он нам в стену тыкал-тыкал, покуда мы тоже не разобрали.

Колдырев прижался к земляной стенке, укрепленной вертикальными бревнами и жердями. Вслушался — и тотчас напрягся. Потом, приподняв лампаду, осмотрел стенку. И увидал свежий земляной завал.

— Земля обвалилась, когда три недели назад здесь подкоп взорвали, — прошептал в ухо товарищу Фриц. — Я тогда при этом был. Земля осела, но наверху осталась узкая щель. Сейчас она, вероятно, ведет к новому подкопу. Эти звуки ни с чем не перепутаешь. Это роют ход к крепостной стене! Но нельзя определить, куда и откуда. А без этого сложно понять, как подорвать его.

— Да! — одними губами ответил Григорий. — Верно, глубоко зарылись. Вот если бы кто-то мог пробраться по этому лазу да посмотреть…

— Пробовали, — Фриц лишь досадливо мотнул головой в присыпанном землей шлеме. — Никому туда не пролезть — щель слишком узкая, да и страшно. А расширять начнем — нас самих услышат.

— Никому? — неожиданная мысль озарила Григория. — А посмотрим! Ждите меня здесь.

Он вернулся в город и почти бегом двинулся вдоль стены к дальнему углу крепости. Здесь, возле Крылошевских ворот, были нарыты длинные ряды землянок. Кое-где над травяными холмиками вились тонкие дымки — дрова были дороги.

Григорию жаль было будить осадных людей у еле тлевшего костра, но делать нечего. Тот, кого он искал, наверняка здесь.

— Эй, пушкари-шуткари, просыпайтесь!

Один из мужиков привстал и просипел:

— Здрав буде, боярин! И чего тебя среди ночи-то принесло?

— Раз принесло, значит надо. У вас тут али нет малец мой?

— Сашок! — еще выше привстал мужик. — Подь сюды! Боярин с прутиком кличет.

В тот же момент свисавшая со стены веревка дрогнула, и по ней соскользнул вниз мальчишка. Его заспанное лицо сразу осветилось радостью.

— Гриша! Ты как тут?

— А ты? Чего наверху-то делал? На стене спал, что ли?

— Да я не наверху. Сверху, пока луна не вылезла, самый низ стены видно плохо, а сюда не раз уж ляхи подползти норовили, с петардами своими. Видят, гады, дым, смекают, что тут жилье. Так, верно, думают, петарду через стену перекинуть.

— Это как же? — присвистнул Колдырев. — Тут, как ни размахивайся, не достанешь.

— Если рукой кидать. А татары арканом раскручивают. Одну закинули как-то. Еле-еле успели фитиль затушить.

— Вот он и успел, — подал голос мужик, что позвал Саньку. — Так прямо и кинулся на петарду, мы аж оторопели…

Колдырев слыхал про этот случай, сказывали о чьем-то геройстве даже в воеводской избе, но он и не догадывался, что героем его оказался Санька. С особым уважением он глянул сверху вниз на мальчика.

— Гриша, а вот ты все знаешь, — заговорил тот. Ему явно не хотелось снова пересказывать ставший знаменитым на стене случай его героизма. — А откуда в Литве татары?

— А вот этого не знаю, нет… Так ты что ж, в среднего ряда бойнице, что ли, дежуришь?

— Ну да. Там взрослому-то никому не поместиться — узкая. А мне в самый раз. А луна вылезла, я и задремал в той бойнице — теперь-то и караульным со стены все видать.

— Молодец. А на слухах ты бывал?

— Нет! — Глаза мальчика так и загорелись. — Не бывал. А можно?

— Пошли… Нет, стой-ка. — Он задумчиво подергал за веревку, по которой спустился Санька, потом подобрал с земли бухту другой веревки, потоньше, и повесил на плечо. — Вот теперь идем.

В траншее их ждали — дежурные затеплили еще одну лампаду, чтобы лучше осветить узкий лаз.

Колдырев приложил глиняный жбан к стене и знаком велел Саньке прижаться ухом к его донцу.

— Слышишь?