Стена

Второго июля спустилась в долину прополоть картошку. Прошли дожди, и сорняков было больше, чем минувшим сухим летом. Все утро проработала на картошке. В доме обнаружила знакомую вмятину на постели, но не смогла определить, насколько она старая. Расправила одеяло, набила рюкзак картошкой и снова поднялась в горы. В середине июля предприняла второй поход и осмотрела поляну у ручья. Трава стояла высоко и была гораздо сочнее, чем прошлым летом. Погода все время менялась — все время чередовались дождь и ведро. Отменная погода для всего, что растет и зеленеет. В оставшееся время поймала трех форелей и поджарила их. Очень хотелось оставить одну Кошке, но я знала, что без меня она ни к чему не прикоснется, хитрое и недоверчивое создание. Мне хотелось дождаться новолуния, возможно, погода станет чуть устойчивее. Кроме того, решила в этом году несколько облегчить себе работу. Раз Белла дает мало молока, ее можно доить только раз в день и я могу переночевать дома, а спозаранку начать косить.

И вот, в конце июля, пришла пора начинать. Я подоила Беллу и закрыла их с Бычком в хлеву. Они не обрадовались, но помочь я ничем не могла. Я оставила им довольно воды и травы и спустилась с Луксом в долину. К восьми вечера мы добрались до дома, я всухомятку поужинала и сразу легла, чтобы с утра быть отдохнувшей. Раз будильника теперь у меня не было, пришлось положиться на внутренние часы. Я четко представила себе большую четверку и была уверена, что в четыре проснусь. К тому времени я весьма натренировалась в таких вещах.

Но проснулась уже в три: на кровать прыгнула Кошка и радостно поздоровалась. Она то укоризненно мяукала, то ласкалась. Я совсем проснулась, но полежала еще, а Кошка, мурлыча, прижалась к моим ногам. Думаю, что с полчаса мы были совершенно довольны жизнью. В полчетвертого встала и при свете лампы, которой мне так не хватало в горах, приготовила завтрак. Кошка залезла под одеяло и спала себе дальше. Я оставила ей немножко жареного мяса и, поев сама и накормив Лукса, пошла в ущелье. Там было еще совсем темно и холодно. Со склонов текли быстрые ручейки, теряясь на дороге. Идти пришлось совсем медленно, чтобы не спотыкаться о камни, которые вымыло последней грозой. Дорога в плачевном состоянии. Еще весной талые воды оставили глубокие промоины, ручей подмыл берег, и он кое-где обрушился. Осенью придется привести дорогу в порядок, а то зима ее доконает. Давно бы надо было это сделать, да я все мешкала. Никаких оправданий тому не было, и поделом мне, что в потемках чуть не переломала ноги. Дойдя до поляны, вытащила с сеновала косу и принялась ее отбивать. Холодная вода ручья смыла остатки сна. Когда начала косить, было уже совсем светло. Трава шелестела под косой и падала мокрыми волнами. Я заметила, насколько легче косить, когда ты отдохнул. Косила около трех часов, потом все-таки очень устала. Лукс вылез из-под сеновала, где спал, и отправился со мной к дому. Я улеглась в постель к Кошке, с урчанием ко мне прижавшейся, и сразу уснула. Дверь была открыта, желтый свет солнца лежал на пороге. Лукс разлегся на скамейке и дремал на утреннем солнышке. Проспала до обеда, перекусила и вернулась на луг ворошить траву. Когда я пришла домой, Кошка уже удалилась, съев мясо. И хорошо, мне не хотелось видеть, как ее снова разочарует мой уход.

Около семи мы вернулись в горы, и я тут же пошла в хлев освободить Беллу и Бычка. Привязала Беллу и оставила их на ночь на лугу. Потом умылась у колодца, выпила парного молока и легла.

На следующий день я снова подоила Беллу после обеда и закрыла их с Бычком в хлеву. Переночевала дома, пришла Кошка и привалилась к ногам. Я принесла бутылку молока, и Кошка в знак благодарности выгибала спину и терлась об меня головой. Утром опять выкосила большой кусок, но не легла спать, а ворошила накошенное накануне. Трава наполовину высохла, она пахла нежно и сладко. После обеда ее уже можно было убирать и ворошить скошенное с утра.