Стена Бурь

Куни снова обратился к Дзоми Кидосу:

– Раз уж ты считаешь себя искрой, то поведай, в чем же именно заключается их обида?

– Они считают, что Великая экзаменация была проведена несправедливо.

– Что? – вскинулся Дзато Рути.

– Я только повторяю жалобы, которые шепотом высказывали экзаменуемые. – Дзоми повернулась к остальным пана мэджи в зале. – Мои коллеги могут это подтвердить.

Рути обвел взглядом сидящих испытуемых, и те неохотно закивали. Все еще стоя на коленях, Рути задвигал ногами, развернувшись к императору, и поклонился так низко, что коснулся лбом пола.

– Ренга, я и прочие судьи охотно предоставим все наши записи для проверки. Уверяю вас, не было допущено никакого фаворитизма.

– Сядь, – ответил Куни. – Я не стану подвергать сомнению вашу работу из-за кучки вспыльчивых школяров, не сумевших смириться с мыслью, что они не такие умные, как им казалось.

– Но это серьезное обвинение, ренга! Я не допущу, чтобы мое честное имя замарали. Я требую вашего приказа о полной проверке нашего судейства и повторной оценке эссе участников Великой экзаменации. Вы убедитесь, что мы в точности следовали процедурам, обеспечивая справедливость…

– В этом нет необходимости, – отрезал Куни.

Но побагровевший Дзато Рути никак не унимался, слюна летела у него изо рта по мере того, как он громоздил одну фразу на другую.

– Премьер-министр Кого Йелу и я действовали в высшей степени скрупулезно и вдумчиво. Мы велели чиновникам, собиравшим эссе, проверить каждое на правильность оформления и отсутствие любых идентификационных меток. За малейшее нарушение следовала немедленная дисквалификация. На стол к судьям ложились только анонимные эссе. В очереди на проверку каждой работе присваивался произвольный номер, порядок которых никак не соотносился с номерами кабинок, занимаемых экзаменуемыми: это призвано было помешать судьям, присутствовавшим в экзаменационном зале, догадаться о том, кто автор сочинения. Семеро судей, входящих в жюри, и я читали эссе независимо друг от друга и выставляли оценку по шкале от одного до десяти. Итоговый балл определяли, отбросив самую низкую и самую высокую оценку за каждое эссе и просуммировав остальные. Я всецело убежден, что нет никаких причин обвинять жюри в предвзятости.

– Я это знаю, – нетерпеливо бросил Куни. – Учитель Рути, ты честен до педантичности. Даже когда ты противостоял королеве Гин на поле боя, то не атаковал сразу, дав ее войску возможность отдохнуть и занять боевые порядки. Разумеется, я не стану прислушиваться к обвинениям этих обиженных неудачников.

– Перед нами честность лишь по форме, но не по сути, – заявила Дзоми. Все ошеломленно воззрились на молодую женщину, но та без страха смотрела в глаза императору.

– Ты… ты… – Рути трясло так, что он почти потерял дар речи. – Что… что ты такое говоришь? Это не имеет никакого отношения к твоему эссе!

– Мое эссе – это всего лишь переложение ваших старых идей: лучший способ польстить судье – это преподать ему его же собственные мысли в новой одежке. И конечно, я вовсе не намерена представлять это эссе императору.

Рути выпучил от изумления глаза, как, впрочем, и все присутствующие в зале. Эта молодая женщина или невероятно храбрая, или сошла с ума.

Но Дзоми продолжала так, как будто не произнесла ничего из ряда вон выходящего:

– Мастер Рути, можете вы сказать нам, сколько экзаменуемых кашима приняло участи в Великой экзаменации от Хаана?

Рути отдал приказ одному из дворцовых стражников, и тот бросился его выполнять. Спустя несколько минут молодой солдат подал Рути толстую тетрадь. Пожилой ученый зашуршал страницами, нашел список экзаменуемых по областям их происхождения и произвел подсчет.

– Семьдесят три.

– А сколько прибыло с Волчьей Лапы?

– Сто шестьдесят один.

– С Руи?

– Девяносто шесть.

Дзоми кивнула:

– Примерно таких цифр и следовало ожидать, исходя из относительной численности населения. Но из ста кашима, достигших ранга фироа, сколько выходцев из Хаана?

Рути снова зашуршал листами:

– Пятьдесят один.

– С Волчьей Лапы?

– Десять.

– С Руи?

– В этом году ни один кашима с Руи не достиг ранга фироа.

Дзоми еще раз кивнула. Потом обвела взглядом девять остальных пана мэджи, сидящих рядом с ней.

– Можете сказать, откуда вы? – обратилась она к ним.

– Хаан.

– Гэджира.

– Хаан.

– Волчья Лапа.

– Хаан.

– Хаан.

– Арулуги.

– Фаса.

– Восточное Кокру.

Дзоми обвела взглядом Большой зал для приемов, глаза ее блестели.

– Я, естественно, дочь Дасу. Вы, мастер Рути, из Римы, премьер-министр из Кокру. А кто остальные шестеро судей жюри?

– Один – знаменитый ученый с Арулуги, все остальные – прославленные учителя из Хаана.

Дзоми воззрилась на императора:

– Я полагаю, что цифры говорят сами за себя.

– И что хочешь ты доказать этим перечнем? – выпалил разгоряченный Дзато Рути. – Я вот, например, из Римы. Будь я предвзятым судьей, на что ты явно намекаешь, то разве не возвысил бы хотя бы одного кандидата из Римы до твоего почетного ранга?

Хотя голос Дзато Рути становился все громче, словно бы набирающий силу шторм, однако тон Дзоми оставался спокойным, как покрытый льдом пруд.