— Я отойду газеты посмотреть, — сказал он и шагнул в сторону. Достал сегодняшний выпуск Хералд-Таймс и не смог не ухмыльнуться: среди заголовков мелькнуло и название выставки Долорес. Он сунул газету подмышку, чтобы заплатить у кассы, но осёкся, зацепившись взглядом за обложку Сан.
В нижнем правом углу, прямо под сине-чёрной надписью «ЛЮБОВЬ ЛЕЧИТ! Что связывает неуловимого красавчика и выжившую художницу? См.стр.5» была их с Долорес фотография. Не та, которую сделала Куратор для своего инстаграма: ракурс был другой, но тот же момент, и точно не на телефон.
Пятый обречённо вздохнул. Он знал, что так будет, но в глубине души надеялся, что им удастся миновать передовицы. Ещё и в таких формулировках.
С таблоидом и газетой в руках он вернулся на кассу.
— Можете это тоже в пакет положить? Спасибо.
Женщина кивнула, свернула газеты в рулоны, и тут же осеклась. Всмотрелась в лицо на фотографии, потом в лицо Пятого.
— Это же вы? — она постучала по передовице пальцем.
— Грешен, — Пятый поджал губы и кивнул. Женщина ещё раз посмотрела на него, потом на газету и снова свернула её в рулон.
— Я никому не скажу, что вы двое здесь живёте, — сказала она. — Тринадцать двадцать три.
Пятый коснулся кошельком терминала и убрал его в пакет сразу же после писка.
— Спасибо, — он улыбнулся уже шире. — Ценю ваше желание сохранить нашу тайну.
— Только папарацци под квартирой вам не хватало, — отозвалась женщина и помахала ему рукой. — Приходите ещё.
Пятый кивнул, подхватил единственной рукой пакет с выпечкой и газетами и поспешил домой.
Страшно было даже представить, что сейчас творилось в социальных сетях.
Поднялся к Долорес он быстрее, чем спускался. Перепрыгивая через ступеньки и не сбавляя шаг. Толкнул дверь плечом открывая и так же её закрыл. Крикнул.
— Мы на обложке Сан, — и стал разуваться.
— И в трендах Твиттера, — отозвалась Долорес с кухни. — А на твоём сабреддите не только появилась ветка, посвящённая мне, но ещё и обсуждают твой новый Инстаграм.
Пятый замер в дверях, всё ещё обнимая пакет с выпечкой, и поморщился. На кухне пахло свежим кофе — Долорес только что сняла турку с плиты, но даже любимый запах сейчас вызывал у него лёгкое недовольство.
— Как они узнали?
— Помнишь, я говорила, что у меня есть собственная ветка? — Долорес разлила кофе по чашкам, развернулась и забрала у Пятого пакет. — Она появилась после того, как та милая волонтёрка написала несколько славных твитов, что видела тебя, видела со мной, и какие мы ужасно милые.
— Стоило попросить её этого не делать, — Пятый потёр переносицу, прошёл дальше на кухню и сел за стол.
Долорес поставила перед ним чашку кофе и пожала плечами:
— Часом раньше, часом позже? — она снова дёрнула плечами. — В общем, они нашли мои картины, статьи и, конечно же… все мои социальные сети. Включая Инстаграм.
— Так, — Пятый сделал глоток. Его телефон остался рядом с протезом, и бежать проверять оповещения он сейчас не горел.
— У меня на аккаунте твой фан-клуб нашёл фотографию с новоселья.
— Ту с ногами?
Долорес прикусила губу и кивнула.
— Они узнали твои носки с утками. Ещё и Клаус на фотографии, так что… — она развела руками. — У аккаунта мистера Пенникрамба в друзьях, кроме меня, только бывший ансамбль «Зонтики» и Куратор. Здесь Шерлоком Холмсом быть не нужно, — Долорес вытащила из пакета газеты, отложила их в сторону и начала распаковывать круассаны с булочками.
Пятый не сводил с неё взгляда: что-то было не так. Он знал её достаточно хорошо, чтобы улавливать изменения настроения. Не осталось ни намёка на игривость. Долорес только казалась спокойной.
Её выдавали поджатые губы и залёгшая между бровей складка. Голос был тише. Сложив круассаны и булочки на тарелку, она села, обняла себя руками, неловко сжав бионические пальцы на локтях, и застыла.
— Так, — Пятый нахмурился и протянул к ней руку. — Что там пишут?
— Ничего нового, просто снова вытащили всю ту историю. И… — она запнулась, болезненно поморщилась и затихла. Потом рвано вздохнула, села и подняла взгляд на Пятого. — Что бы я ни делала, что бы ни рисовала… Для людей я навсегда останусь художницей, которой отрубил руки ебанутый мужик. Будто это навсегда меня определяет. Как человека и как художницу. Даже как твою девушку, — она сморгнула слёзы. — И я думала, что я готова, что…
— Долорес. Остановись, — Пятый встал, обошёл стол и сел рядом. Обнял Долорес за плечи, и она прижалась лбом к его щеке. Сгорбилась.
— Наверное, ему всё же удалось уничтожить меня. Навсегда связать меня с собой. И я…
— Тихо, тихо, — Пятый качнулся из стороны в сторону. — Ты знаешь, что это неправда.
— И что? — она зажмурилась и закусила губы.
— Послушай меня, — Пятый отпрянул. Погладил Долорес по влажной щеке. — С нами произошёл полный пиздец, и нам пришлось всю свою жизнь перекраивать. Конечно, это повлияло и на нас, и на наше творчество. И левым людям наши трагедии отпустить иногда намного сложнее. Но в конце концов… только наше созидание по-настоящему ценно.