Стена между нами

— Хм, — он неторопливо подсовывает крупное полено в основание костра. — То есть ко мне-дракону у тебя больше доверия, чем ко мне-человеку?

— Я не это хотела сказать…

Дорнан заканчивает возиться с дровами, подходит, садится рядом. Я выпрямляюсь, подтягиваю колени, обхватываю себя обеими руками. Ардере осторожно поднимает руку, касается моего лица. Мягко проводит от скулы к подбородку, заставляет повернуться к нему.

— Что же происходит, Огонёк? Ты уже не дрожишь от страха в моих руках. Смотришь так, что кровь вскипает, тянешься ко мне, — он отпускает меня, недоуменно пожимает плечами: — Но стоит мне оставить тебя на пару дней — и всё безвозвратно рушится. Я не понимаю почему. Разве я был к тебе жесток? Несправедлив? Оскорбил чем-то, унизил?

Огонь бросает на лицо ардере яркие блики, тени подчеркивают крохотные морщинки у глаз.

— Дор… — его имя звучит в моих устах будто стон. — Ты не знаешь меня настоящую и напрасно доверяешь. Я гадкая и слабая, мне не место рядом с тобой.

— Кто так сказал? — в его глазах на мгновение вспыхивает злое пламя.

— Никто. Я сама это знаю.

— Тогда ты ошиблась.

— Или ты.

Но он упрямо качает головой. Океан шуршит, мерно облизывая камни, вздыхает, словно ему снится тревожный сон. Воздух дышит сырой стылостью, но тут, в шаге от открытого огня, я почти этого не чувствую. Весь мир сжимается до небольшого круга света под нависшими скалами. Он пахнет дымом, горькой смолой, хвоей и водорослями. И в нем не остается места ни для кого, кроме нас двоих и этого трепещущего пламени.

— Поклянись, что никогда больше не попытаешься убить себя. Что бы ни случилось, — в его голосе проскальзывают повелительные нотки.

— Я не хотела… Просто не справилась с твоей магией. Веришь ты или нет, но я бы вернулась. Чтобы просить отказаться от брака, — слова даются мне с трудом, но я чувствую, что Дорнану жизненно необходима моя откровенность. — Хотя, возможно, оборвать жизнь вот так было бы правильнее.

— Чушь какая: ты не смерти искала и боролась до конца.

— Боролась, — произношу тихо, но горло всё равно сводит от долгого разговора, я захожусь болезненным кашлем. — Из-за позорной слабости, неумения принять смерть, из жалости к самой себе. Тебе не стоило меня спасать.

— Я так не думаю.

Он касается губами моего лба, прижимает, дрожащую, неуверенную, сердитую на себя и весь мир, к своей груди. Желание спорить и говорить исчезает в мгновение ока. Единственное, чего я сейчас хочу, — это чтобы наши объятия продолжались вечно. Хочу вдыхать его запах, слышать стук сердца, видеть блеск в глазах, наслаждаться дыханием. И Дорнан отлично чувствует это, пальцы его руки зарываются в мои влажные волосы, осторожно скользят по шее, щекоча и дразня.

— Ты не рассказал мне, — я с трудом заставляю себя рассуждать связно, а не таять теплым воском в его руках.

— О чем?

— Об истории своего деда, о начале войны…

— Как узнала?

— Не важно… пока.

— Поэтому пошла к обрыву?

— И это тоже не важно. Так это правда? — Он замирает неподвижно, медленно кивает, подбирается, словно перед схваткой. — Почему солгал?

— Боялся, — отвечает, глядя мне в глаза. — Малодушно боялся, что ты отвернешься от меня. Выбрал общепринятую ложь вместо правды. Прости меня.

Мы молчим. Такие близкие, такие далекие.

— Осуждаешь?

— Нет… Наверное, всё же нет, — обессиленно склоняюсь лбом к его груди, пряча глаза. Мне ли выносить приговоры, мне ли возмущаться скрытностью и неискренностью? Даже смешно.

Меня буквально окутывает волной его уходящего страха и неуверенности, а после — облегчением и надеждой. Странно, прежде я не ощущала чужих эмоций так ярко, как сейчас. Магия ардере, поселившаяся в моем теле? Возможно. Но мне плевать.

Дорнан мягко отстраняется, заглядывает в лицо. Его руки скользят к моей талии, он склоняется, нежно касаясь губами кожи за ухом, теплое дыхание обжигает, заставляет голову кружиться.

Завтра. Я расскажу все завтра на рассвете — и наши жизни изменятся навсегда. Он не простит, не сможет смотреть на меня так, как сейчас. Я перестану быть его сокровищем, а возможно, буду вызывать только омерзение. Не станет больше ни этой манящей близости, ни прикосновений, ни дрожи, пробегающей по телу.

— Ты действительно хочешь расторгнуть помолвку? — шепчет он. — Желаешь, чтобы я отказался от тебя?

Но я не отвечаю. На краю сознания теплится мысль, что, возможно, еще можно выторговать у судьбы эти драгоценные мгновения. Утро принесет новые вести, так пусть хоть этот вечер принадлежит нам двоим.

Цепляюсь за эту мысль, словно утопающий за руку помощи. Забавно и символично, что в обоих смыслах эту руку протянул мне тот, кого я прежде ненавидела.

— Хочешь знать? Я скажу, — он застывает, боясь услышать ответ. Тянусь к нему, осторожно провожу кончиками пальцев по его лицу, скулам, губам. Дорнан закрывает глаза, сжимает меня в объятиях, с губ его срывается полурык-полустон. — Больше всего в подлунном мире я хочу стать твоей, — шепчу едва слышно. — И прямо сейчас, Дор.

Главa 26. Вместе