Стена над Бездной

— Может быть, — ответил кардиец, просто чтобы отвязаться.

Дабы разрешить спор, они доложили царю о достигнутых к сему моменту результатах. Александр встал на сторону Эвмена. Гнатон с тремя помощниками из наиболее толковых вольноотпущенников, служивших в грамматеоне, отправился к Кену, асфетайры[25] которого сейчас, в мирное время, составляли гарнизон Александрии и сторожили все городские ворота. Кардиец нанёс визит в резиденцию посланницы.

Встретил его Меджеди. В глазах Хранителя, обрамлённых зелёными знаками Уаджат, читалась усталость и мизантропия. Для разведчика он казался неестественно расслабленным, но эта стать сытого и сонного леопарда не могла обмануть опытного панкратиаста Эвмена.

Они обменялись весьма церемонными приветствиями (с Анхнофрет кардиец общался проще). Меджеди пригласил Эвмена в покои, служившие приёмной отсутствующей в данный момент посланницы, предложил гостю вина и кресло. Заняв своё, сказал:

— Я ждал другого.

— Кого другого? — поинтересовался Эвмен.

— Ну, кто там у вас сейчас всех хватает и руки выкручивает? — с усмешкой поинтересовался Меджеди, отпив из чаши.

— Считаешь, есть за что? — спокойно спросил Эвмен.

— Было бы за что, давно бы удавили, — хмыкнул египтянин.

— Как знать, — улыбнулся эллин.

Меджеди скривил губы. Очевидно, эта гримаса должна была означать удивление.

— Ты полон загадок, достойнейший. Вот сижу сейчас и думаю, что ты этим хотел сказать.

Эвмен не ответил, снова улыбнулся. Отпил вина и, согнав улыбку с лица, заметил:

— Напрасно ты оскорбляешь царя подобным недоверием. И я, и он обязаны вам жизнью.

— Я видел много разливов, — прищурился Меджеди, — видел, как моих братьев нечестивые царьки предавали смерти, нередко весьма скверной. Некоторые из этих мерзавцев были многим обязаны Священной Земле, получили свои троны из рук Величайшего, однако предавали не задумываясь, лишь вообразив, что руки Хранителей усохли и укоротились.

Он поднял чашу к губам и добавил:

— Большая ошибка так думать. Сейчас этих царьков гоняет Апоп. По иронии Шаи одного из них син настиг прямо в нужнике.

— Син? — Эвмен поморщился, вспоминая египетские слова, — это, кажется, означает — «сделать мокрым»?

— Да, — усмехнулся Меджеди, — но ещё смысл — «уничтожить». Так говорят.

— Тебя и Анхнофрет защищает священное звание посла. Даже если бы мы в чём-то подозревали вас, не тронули бы. Напрасно ты оскорбляешь царя подобным недоверием, — с нажимом повторил Эвмен.

Меджеди помолчал немного.

— Полгода назад, на Алаши, довелось мне пить с одним из ваших… Запамятовал имя. Зачем-то мы испортили доброе финиковое вино, плеснув в него воды. Он рассказал мне, что у вас, у македонян, в ходу обычай. Если посол чем-то вам не угодил, вы бросаете его в темницу, а то и предаёте смерти.

Эвмен нахмурился.

«Запамятовал имя? Врёшь. Всё ты помнишь. Говорить только не хочешь».

— Так, бывало, поступали эллины. Посол не имеет адейи, неприкосновенности. Ею обладает керукс[26] враждебного государства, приносящий некое сообщение противнику. Но так у эллинов. У македонян иначе.

— Ты ведь эллин, достойнейший?

«Но каков старый пень!» — восхитился Эвмен, — «палец в рот не клади».

— Ты весьма недурно разобрался в наших делах и языке, почтенный Меджеди, — отметил архиграмматик, — раз способен различать эллинов и македонян.

— О, ты преувеличиваешь мои способности, достойнейший Эвмен. Не думаю, что способен. Просто я любопытен. Скучно мне, видишь ли. Воевать с вами Величайший вроде раздумал. Анхнофрет тоже не до меня. Слоняюсь без дела по торговым рядам и веду праздные беседы со встречными. Да, я изучаю ваши языки и обычаи, но они столь схожи, что немудрено ошибиться. Иной раз собеседник толкует о сухом тростнике, а мне слышится в его речи дыхание смерти[27].

Эвмену стоило большого труда сохранить невозмутимость. Меджеди смотрел на него, прищурив правый глаз.

«Так, вот сразу две новости для тебя, господин архиграмматик. Сейчас они могли бы прочитать послания Аристомена на македонском, но уже поняли, что теперь он применяет другую тайнопись. Поэтому так легко сознаются, что прежняя ими вскрыта. Впрочем, её прочитал бы и ребёнок. Интересно, письма с сигмой они смогли прочитать?»

— Однако полагаю, почтеннейший, эллина от критянина ты легко отличишь даже в темноте? — с улыбкой поинтересовался Эвмен.

— Как знать, — ответил Меджеди, — я слышал, Знаменосца Неарха многие называют критянином, однако я, пожалуй, не решился бы утверждать, что вы с ним принадлежите к разным народам.

Эвмен раздражённо скрипнул зубами и тут же мысленно выругал себя за несдержанность.

— Я имел в виду, конечно же, хорошо знакомых тебе подданных Дома Секиры, а не уроженцев Крита, прошедших сквозь время с нашим войском.

— Ах, этих… — протянул Меджеди, — этих, разумеется, отличу. Думаю, и в темноте тоже.