Стена плача

Пляшущая паутина перед глазами внезапно разорвалась на множество мелких кусков. Алексею показалось, что он ослеп, но как-то странно: кругом была сплошная чернота, и лишь в самом центре до боли отчетливо белело лицо, красивое и холодное, как маска. Оно казалось совершенно каменным, неподвижным, мертвым. Оно заслоняло от него Настю, живую, настоящую, с теплым, ласковым взглядом, со слезами на глазах, дрожащими мягкими губами. Его Настю, такую желанную, единственную, самую близкую и драгоценную.

Надо было разбить эту застывшую маску, раскрошить ее на мелкие черепки, пробиться сквозь них к свету, обрести покой.

Он прицелился и нанес удар по белому камню. Он ожидал боли, какая бывает при соприкосновении с твердой поверхностью, но ее не было. Сжатые в кулак костяшки пальцев ощутили что-то мягкое, податливое, беспомощно-беззащитное. Белое окрасилось красным, по подбородку маски быстро потекли тонкие струйки, извиваясь и сплетаясь между собой.

Слух Алексея различил тихий и странный звук: будто кто-то рядом с ним не то охнул, не то вздохнул. Он озадаченно глянул на свой кулак – на нем была кровь. Настоящая, человеческая, которую он видел множество раз, и ее невозможно было высечь из холодного камня.

Алексей в ужасе зажмурился. Потом медленно приоткрыл глаза. Перед ним темнела пустая стена. Он перевел взгляд ниже, еще ниже: Ася сидела у его ног, на корточках, сложенными лодочкой ладонями пытаясь прикрыть нижнюю часть лица. Красные струйки бежали сквозь ее пальцы, капая на пол.

Алексей как подкошенный рухнул на колени.

– Настя. Господи, Настя! Что я наделал.

Он хотел дотронуться до нее, но не посмел. Только глядел, как тщетно она старается остановить текущую из носа кровь.

– Настя. Прости меня. Я… – горло перехватил спазм. Говорить стало невозможно.

– Это ты меня прости. – Ее голос звучал глухо из-под ладоней, прикрывавших губы. – Можешь… дать что-нибудь?

– Что? – от страха и боли он ничего не понимал.

– Тряпку какую-нибудь, платок.

– Да, сейчас. – Алексей вскочил, бросился к комоду, вытащил оттуда первое попавшееся под руку полотенце. – Надо намочить. Я мигом.

– Не надо. – Она протянула руку. – Дай сюда.

Ткань сразу окрасилась алым. Ася вытерла ладони и, опираясь о стенку, медленно поднялась на ноги. Он стоял рядом и смотрел на нее, не решаясь сделать хотя бы шаг.

– Настя, убей меня. Лучше убей, только не уходи. Что я буду делать без тебя?

– Не знаю. – Она мельком оглядела бурое пятно на своем свитере. – Я не знаю, Леша. Сама во всем виновата, ты себя не кори.

– Ты… не придешь… совсем?

Ася покачала головой.

– Нет. Я тебя… очень люблю. Правда. Но так больше нельзя. У меня… Степка и… я пойду, прости.

– Пожалуйста, Настя! – Алексей снова опустился на пол, обхватил руками ее колени, прижался к ним лбом. – Ну что мне сделать, чтобы ты простила меня? Что?

– Ничего, Леша. Пусти, ради бога.

Он кивнул и разжал пальцы. Мгновение она смотрела на него в упор, не отрываясь, точно стараясь запомнить. Потом резко развернулась, почти бегом миновала коридор. Хлопнула дверь.

Алексей медленно встал, прислонился спиной к стене, прикрыл глаза. Так он стоял, не шевелясь и не меняя позы, пока в прихожей не послышались веселые шлепающие шаги.

В комнату вошла Морковка, босая, обмотанная полотенцем.

– Чего в темноте сидишь? – Она щелкнула выключателем, оглядела красную лужицу на полу и многозначительно присвистнула: – Ого! Ну ты в своем репертуаре. Боже мой, кровищи-то – точно свинью зарезали. – Лизавета брезгливо поморщилась. – Разобрались, ничего не скажешь. – Она скинула полотенце, быстро натянула шмотки. – Сейчас, погоди, вытру. Смотри, не двигайся особо, не то растопчешь по всему полу.

Она деловито протопала мимо него в коридор. Слышно было, как она гремит в ванной ведром, бормоча под нос что-то неразборчивое.

Алексей продолжал стоять, не шевелясь. Тело затекло, но сил побороть навалившееся оцепенение не было.

– Сейчас, – повторила Лизавета, появляясь на пороге с ведром воды и тряпкой. – Ты бы сел куда-нибудь, чем стенку подпирать. Налить тебе?

Он с трудом разлепил пересохшие губы:

– Уходи.

– Уйду, – спокойно проговорила Морковка. – Уберусь только. Из-за меня, чай, грязь.

– Уходи! – уже с угрозой повторил Алексей и оторвался наконец от стены.

– Ладно, – Лизавета бросила мокрую тряпку и попятилась к двери, – все, поняла. Ты не волнуйся, Леша, волнение, оно для здоровья вредно.

– Я сказал, катись.

– Как прикажешь. – Она выскочила в прихожую и принялась поспешно натягивать сапожки. – Тут торт еще – ты его в холодильник запихни, прокиснет.

– Забирай с собой.

– Что ты! Даже как-то неловко. – Лизавета нервно хихикнула.

– Ну!

Она подхватила коробку, дернула дверь за ручку:

– До встречи, Капитан.

Алексей дождался, пока стихнет топот ног на лестнице. Потом нагнулся, вытер лужу на полу, швырнул тряпку в ведро и отнес его обратно в ванную.

29

Ася в очередной раз остановилась посреди тротуара, нагнулась, зачерпнула пригоршню сероватого снега и приложила к кровоточащему носу.