Стена (СИ)

— Хольк, ты отстранён от командования! — орёт барон, перекрикивая даже плач Луизы. — Чем ты, чёрт тебя дери, вообще думал. Это что такое за команда? «Обнажить оружие»?! Против кого, против тяжелобронированных всадников? У тебя в голове мозги вообще есть, или там просто насрано?!

— Погибнуть в бою — есть высшая честь, — со всем северным стоицизмом, на который, кажется, вообще был способен, ответил Хольк.

— Высшая честь?! — ещё больше разъярился барон, подлетая к северянину и хватая того за грудки. — Высшая честь?! Сюда посмотри, посмотри, — широким жестом барон указал на стоявших по бокам магов. — Они все мертвы, мёрт-вы-е они! Все свои одногруппники, все товарищи, твои, лично твои, слышишь, подчинённые. И только ты виноват в их смерти. Ты отдал идиотский приказ. Ты сейчас одним махом лишил Дарммол всей магической поддержки. Поэтому вы, северяне, и дохните как мухи в ваших налётах. Думаете потому что жопой, а не головой. Возьми честь свою, идиотина, да подотрись ей, она сейчас нахер никому не нужна. Нам нужно победить, и если для этого придётся жульничать, поверь, мы будем бить в спину. И не только в спину… Боги, да успокойте её кто-нибудь!

А это уже адресовалось Луизе, которая всё никак не могла прекратить истерику. Вокруг неё уже ужами вились Марта с Марком, стараясь хоть как-то угомонить бедняжку.

Подойдя к графской дочке, барон одним рывком поднял её на ноги и от всей души отхлестал по щекам.

— Дура, — немногословно бросил он, буквально отшвыривая девушку в руки едва успевших среагировать Марка и Марты.

— Таких неучей нужно драть, как последних коз, — продолжал бушевать барон. — Бараны, ни черта не понимаете. «Честь, честь», — одно блеяние. Построиться, живо. Пятьдесят отжиманий, всем!

Шестёрка магов, понуро встав в шеренгу, приняла упор лёжа, начав уже привычно пыхтеть, сгибая и разгибая локти. Барон махнул рукой, давая всадникам знак, что те свободны. Кавалеристы, не заставив себя упрашивать, равнодушно развернулись и направились к воротам.

И только Линд, отжимаясь, не смотрел в упрямую землю, как все остальные его однокашники. Глаза его внимательно глядели на барона, с суровой миной наблюдавшего за экзекуцией.

Просто потому то кажется он был единственным, кто заметил внимательный взгляд барона, направленный во время распекания Холька именно на герцогского сына.

***

Это было выше её сил.

Боги совершили ужасную ошибку, когда решили, что её место среди боевых магов. И если всемогущие создатели этого несчастного мира могут совершать ошибки, то что уж говорить про неё, несчастную и одинокую девушку, которую вербовщики академии выдернули из комфорта родного дома, из ухода гувернанток и сытных обедов.

А она, дурочка, вся расцветала. Представляла себя воительницей, как на древних гравюрах, завораживающей и опасной. Плетущей могущественные заклятия, сжигающие целые армии и стирающие в пыль города. И конечно, красавцев-кавалеров, падающих к её ногам и умоляющих о хотя бы одном взгляде, большего они недостойны.

Кто же мог предсказать, что валяться в ногах придётся ей самой. А мучитель её ни капли не будет походить на принца из баллады.

Больше она не могла этого терпеть.

Аккуратная ножка с такой неестественно натёртой мозолью неслышно выскользнула из-под тонкого одеяла и опустилась на холодный дощатый пол их общей спальни. Какой ужас, какой стыд. Все спят вповалку, а от мужчин она отделена тонко тоненькой занавеской, на которую во время её вечернего переодевания наверняка пялятся во все глаза и этот чумной северянин, и склизкий ворюга.

Марте-то всё равно, она в своём крестьянском доме к такому привыкла. Вот и сейчас спит без задних ног, из приоткрытого рта тянется по подушке тонкая ниточка противной слюны.

Она, дочь самого графа, не должна здесь находиться. Не может, просто больше не может. Хватит с неё и истязаний барона, и его оскорблений, и потного душного помещения, в которое они все каждый день вваливаются без сил.

Кожаная мантия Луизы бесшумно легла девушке на плечи. Сапожки не грохнули невысокими каблуками об пол. Уже всё готово. Уже вот-вот. Сейчас она соберётся и выскользнет за дверь. Караула у них в доме нет, никто её остановить не сможет. Дальше — мышкой проскользнуть по ночным улицам, прямо к стене. Дуболом-стражник не посмеет её остановить, в конце концов она маг, а он — никто. Деревенщина с копьём.

После этого останется лишь привязать давно заготовленную верёвку к зубцу крепостной стены и спуститься вниз. Да, это тяжело, да, спасительная верёвка будет нещадно жечь руки, но она справится. Она сильная девушка, не зря же этот садист-барон гонял её две недели подряд.

А потом — свобода. И гори огнём этот Дарммол, гори огнём эта война и эта осада. Она пойдёт обратно, она вернётся домой, к отцу и матери, и больше никогда, о Боги, никогда не свяжется с магией. Никогда снова.

План идеален. Что может пойти не так?

***

— Так, так, так, — задумчиво произнёс барон, стоя в одних кальсонах и рубахе на главной площади города и глядя на зарёванную Луизу, которую крепко держали два заросших щетиной солдата. — Очень интересно.