Стена (СИ)

— Сперва они пытались нам что-то кричать, — продолжил он. — Потом стали сопротивляться. Но куда там, такой-то трусливой толпе против хорошего крепкого строя? А мы рубили и кололи, не различая ни титулов, ни званий. И до них всё-таи дошло. Дошло, что единственная возможность выжить — это развернуться и идти на врага, выбивая себе право на жизнь с оружием в руках. И не поверишь, Линд, но они пошли. Развернулись и, кто с рёвом, а кто с плачем, кинулись на преследовавшего их врага. А следом за ними, уставшими и обескровленными, шли мы, свежие и подтянутые, в плотном строю и с развевающимися знамёнами.

— Я могу догадаться, что было дальше… — влез в монолог командующего Линд.

— Можешь, для этого не нужно быть семи пядей во лбу, — грустно произнёс барон. — Мы победили в тот день. Во многом потому что моя атака смогла смешать порядки имперцев на их правом фланге. Наверное, даже исключительно благодаря этому. Но когда мы зашли в тот самый госпиталь…

— Я понимаю…

— Ни черта ты не понимаешь, Линд! — вскипел барон. — Ни чер-та! Они все были мертвы! Все! Кровь была даже на потолке, везде отрубленные ноги, руки и пальцы. Имперцы перебили всех, не жалея ни раненых, ни лекарей. А в каком-то замызганном углу, прямо на груде окровавленных тряпок, лежала она. Бледная, словно мел.

Барон, словно разом выдохнув весь воздух, что скопился в его лёгких за десять долгих лет, устало опустил кулаки на стол. Ударом это было сложно назвать, максимум — прикосновением.

Опустошённым до последней крайности прикосновением.

— С тех пор я не снимаю эту ленточку, — барон указал на чёрную ткань на своём плече. — Никогда, только если вместе с кафтаном. Просто для того, чтобы помнить, о чём клялся в тот день. Чтобы помнить, что я никогда не побегу, никогда не отступлю. И никогда не позволю сделать это кому-то другому.

— Я сожалею, — успокаивающей ответил Линд. Других слов у него попросту не было.

Командующий на это лишь махнул рукой.

— Ай, пустое. Скажи мне лучше вот что. Как ты думаешь, сколько в этом городе мужей, что любят своих жён?

— Не знаю, — честно ответил Линд. — Немало, наверное.

— Я тоже так думаю, — согласно кивнул барон. — А давай завтра найдём одного из таких мужей и спросим у него, правильно ли я сделал, повесив Луизу?

— Но… — попытался было возразить Линд, однако барон перебил его.

— Впрочем, зачем ходить так далеко? Давай лучше спросим у тебя самого. Правильно ли я поступил, повесив человека, с которым ты, как солдат, стоишь в одном строю, но на которого не можешь положиться? Который в любой момент может достать спрятанную верёвку и спуститься со стен, убежав в голубые края? И это хорошо, если просто убежав, а если наведавшись перед тем к имперцам?

Линд с силой сжал кулаки. Он знал, что своим честным ответом сейчас перечеркнёт что-то внутри себя. Что-то возможно и важное в мирное время, но так отвратительно и надменно пахнущее во время войны. Что-то на чём до этой самой секунды держался весь его уютный мирок, тонкая скорлупа, трещащая сейчас под ударами жизни.

И всё-таки, он не мог не дать этого ответа.

— Да, — с шипением и отвращением к самому себе произнёс Линд. — Правильно.

А на лице барона промелькнула печальная улыбка.

— Мне жаль, что тебе пришлось это признать…

***

Уже выходя из кабинета, Линд вдруг услышал ударивший его между лопаток окрик.

— Линд!

— Да, барон, — ответил он, оборачиваясь.

— Ты хорошо показал себя сегодня на тренировке, — уложив подбородок на сложенные в замок руки, сказал барон. — В отличие от этого идиота Холька. Принимай командование.

— Я? — удивился Линд. — Командование?!

— Что-то не так? — с извечной ехидцей спросил барон. — Кажется, это ты сейчас стоишь у меня в кабинете, беспокоясь о судьбе своих товарищей по оружию, пусть даже мёртвых, а не кто-то другой.

— Мне казалось, что вы меня ненавидите…

— А мне иногда кажется, что кур доят, — всё так же насмешливо произнёс барон. — Но ведь я не принимаю это на веру, правильно? Иди и приступай к своим новым обязанностям. Надеюсь, что ты справишься лучше. Потому что времени у нас почти не осталось…

— И Линд, — дополнил разом посерьезневший барон, когда сын герцога уже почти взялся за ручку двери. — Помни, что я тебе сегодня сказал. Я поклялся. Над телом жены поклялся, что убью любого, кто попытается побежать. Тебя это тоже касается. Как и каждого из вас. Помни об этом.

— Я помню, — так же серьёзно ответил ему Линд.

***

Не смотря на предрассветный час, никто и не думал спать.

Четверо магов молча сидели каждый на своей кровати, разобравши каждый свою точку, в которую они на протяжении всего долгого разговора Линда с бароном неотрывно смотрели.

На столе горела стопившаяся уже до половины жёлтая восковая свеча.

Сын герцога тихо отворил дверь, ловя на себе взгляды четырёх пар глаз.

— Ну, что? — спросила у него Марта, легонько поворачиваясь ко входной двери. — Выбора у нас нет, правильно?

— Выбора у нас нет, — тихо подтвердил Линд. — Выбора нет.

Иногда, в самые тяжёлые моменты, лучше промолчать. Или говорить совсем мало, если уж совсем никак.