Стена (СИ)

Его заклинания давно уже не давали никакого результата. Фляга с вином, которую бароновы люди предусмотрительно заполнили вином чуть ли не под пробку, уже давно показывала дно, а его личные силы были на исходе. Одна, ещё максимум два заклинания — и всё. Конец пьесы, нарисованный бледными мазками магического истощения на лице Холька.

Двое суток непрерывной рубки оставили свой след даже на таком крепыше, как северянин.

И вдруг он услышал. Ещё секунду назад Хольк готов был поклясться, что в неугомонном шуме битвы невозможно вычленить хоть один внятный и одиночный звук. Однако он услышал. И сразу всё понял.

Очень сложно не понять, если подобный звук идёт из самого детства. Проходит тонкой красной нитью сквозь всю твою жизнь и отзывается голосом давно погибших предков.

Улыбка северянина стала ещё шире, ещё злобнее и яростнее. Где-то там, на периферии слуха, недоступной остальным его сослуживцам, он отчётливо разобрал глухой барабанный бой. Словно откуда-то из уголков глаз, из мёртвой зоны его зрения, куда никак невозможно повернуть головы, вырастает невидимая и грозная рать тех, кто был до него, тех, чьё место уже давным-давно в бесконечном зале Громового края.

Тех, кто лучше него самого знает, что надо делать.

Барабанный бой становился всё громче и громче с каждой секундой. Хольк, словно всю жизнь ждавший этой минуты, рванулся вперёд, выпадая из копейного строя, в котором он со своим одноручным топором был словно собака на заборе. Одним прыжком он взлетел на зубцы крепостной стены и, не обращая внимание на удивлённые возгласы обороняющихся, широкими прыжками, поочерёдно меняя толчковые ноги, рванулся вперёд. Он уже видел бледно-ледяные, чуть-чуть синеватые молнии, указывающие ему последний путь.

Бум-бум, гремят барабаны.

Хольк прыгнул прямиком в центр порядка имперцев, уже в полёте занося топор для удара. Лезвие с силой вошло в голову какому-то бедолаге, не спас даже металлический шлем, на котором отчётливо промелькнул мазок походной грязи. Громко зарычав и без усилий выдернув топор, северянин перекрутился вокруг своей оси, очерчивая для себя небольшой пятачок свободного пространства.

Откуда-то сбоку послышался пронзительный вопль падающего со стены имперца.

Но это не волновало Холька. Его глаза, чуть передёрнувшиеся пеленой от быстрого бега, во всём бешеном калейдоскопе боя вдруг заметили одну, самую главную цель. Два металлических, сильно изогнутых крюка осадной лестницы, натужно хваткой вцепившихся в камень крепостной стены. Всего лишь одно движение, и всё будет кончено.

Молнии были всё сильнее, всё чаще. Воинская рать, старая, древняя словно мир, аккуратно ведущая род Холька от самой зари времён, уже не молчала. Она раскатисто пела, сотни голосов сливались в унисон, вытягивая воинственные и понятные не слухом, но подсознанием, слова.

Северянин понимал, что времени у него мало.

Перед его взором вдруг возникло искажённое гневом лицо какого-то имперца, сильно замахнувшегося коротким мечом. Короткое, почти даже скупое движение, которое сам Хольк вовсе не заметил, и лицо исчезло, отброшенное неведомой силой куда-то вглубь вражеского порядка. Ещё шаг. Ещё на шаг ближе к лестнице.

Двое насели на него с разных сторон. Один удар северянин сумел заблокировать, выбив у нападавшего оружие из рук. А вот второй пропустил. Левая рука тут же отозвалась чертой острой и холодной боли, что-то мокрое и обжигающе горячее брызнуло в подмышку. Правда, имперец тут же пожалел о своём поступке, захлебнувшись раздробленным от удара топорища кадыком.

Ещё шаг. Предпоследний.

Ещё немного. Молнии видны уже отчётливо, а перед глазами северянина стоят массивные деревянные ворота, медленно и со скрипом отворяющие одну из тяжёлых створок.

Громовой край.

Медленно, высоко занося ногу, Хольк делает ещё один шаг, не обращая внимание на резкий взрыв боли чуть выше крестца. Топор с грохотом, оставшимся незамеченным в свалке битвы, вываливается из правой руки. Грубые ладони сами падают на металлические крюки, крепко обхватывают их и, напрягая все возможные мышцы, медленно отрывают их от раскрошившегося камня. Тяжёлая осадная лестница, нагруженная к тому же ещё и поднимающимися имперскими солдатами, тягуче ползёт вверх, поднимается всё выше и выше…

Ещё один рывок, последний, сконцентрировавший все оставшиеся жизненные силы в один тугой пучок, и осадная лестница с разочарованным воплем раздавленных имперцев летит вниз, отрезая от подкреплений отряд на стенах.

Плечо северянина взрывается металлической болью. Кусающие поцелуи меча покрывают его спину, руки, открывшуюся от усталого падения израненного тела шею. Но Хольку уже всё равно. Он лишь силится плюнуть в последний раз во врага, отчаянно булькая перерезанным горлом.

Но не успевает.

Ворота Громового края открываются, оттесняя весь остальной мир тьмой навсегда опущенных век.

***

— Чёрт тебя дери! — дико заорал Пьер, запуская ещё одну ледяную глыбу в надвигающуюся громаду осадной башни.