Стена Зулькарнайна

Сегодня США живут в состоянии тщательно поддерживаемого шока — белый порошок, сибирская язва, обещания новых терактов, жесткое давление на редакторов крупнейших СМИ. Но такой процесс не может продолжаться бесконечно. Американское общество, изначально будучи полиэтническим, поликонфессиональным, с резко обостренными противоречиями между всеми этими группами, начнет сыпаться. Кроме того, приход к власти диктатуры автоматически означает снижение жизненного уровня. Администрирование начинает заменять рыночный механизм, значит, снижается эффективность экономики.

Ну и поскольку обычные выходы недовольства, выпускание пара в виде свободы слова, свободы собраний ограничены, то будет нарастать насилие, уличное насилие. Его и так в США было очень много, но оно начнет по экспоненте расти. Будет расти федеральный ответ, а американцы отвечают очень жестко. То есть маятник внутреннего насилия между федералами и обществом будет раскачиваться.

Это, кстати говоря, только одно из измерений. Есть и другие: растущее отчуждение ближайших союзников, не говоря уже о тех, кого они силой и шантажом заставили построиться. А это приведет к тому, что сократится и та квота, которую мир должен платить США за их функцию лидера.

С демократией тоже покончено

— В вашем захватывающем сценарии вообще как-то принимается в расчет существование демократии? Ну то есть как метода управления?

— Демократия сегодня закрывается как тема. Потому что, повторяю, сами демократические институты в значительной мере базировались на том, что потребитель одновременно был единицей электората, который оказывал влияние на избирательный процесс. И угодить его позиции было важно, потому что они голосовали кошельками. Сумма кошельков электората — это был важный финансовый фактор. А сегодня потребительский рынок становится все менее значимым адресом мировых финансовых потоков, которые зацикливаются, замыкаются на гиперпроекты, а гиперпроекты обслуживаются кредитами, которые относятся к реальным авуарам банковской системы как один к ста. Если Маркс, говоря о Капитале с большой буквы, имел в виду принцип, то сейчас этот принцип уже состоялся как факт. Все капиталы замкнулись в единый капитал, и мировой кредит превышает его в сто раз. После этого зачем они вообще нужны, эти люди, которые голосуют? Ими можно управлять, но не обязательно полицейской дубинкой, лучше и эффективнее — информационным потоком. Моделирование внутреннего состояния людей решает все проблемы, снимает муниципальные, региональные и прочие ненужные выходы общественной озабоченности в создание комитетов каких-то озабоченных граждан — это все решается за счет превращения всего человеческого потенциала в субстрат информационного общества.

Информационное общество — это та база, на которой утверждается железная пята мировой олигархии. Мировая олигархия закрывает всю эту бодягу с парламентскими выборами, с представительными институтами, с земствами, с какими-то там округами, с четвертой властью, с местным самоуправлением — это все не нужно. Это все становится вчерашним днем, потому что это была пляска сильных мира сего — для того чтобы существовал человеческий фактор. Информационное общество — нужно выделить как раз этот тезис — информационное общество является синонимом смерти человеческого фактора в истории.

— Пожалуй, на этой жизнеутверждающей ноте нам следует закончить.

Искандер Хисамов. Первые и последние // Эксперт. № 42 (302). 12.11.2001.

НЕОЛЕНИНИЗМ КАК РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДОКТРИНА НАСТУПИВШЕГО СТОЛЕТИЯ

Политическое пространство постсоветской России тщательно очищено от идеологии. Вместо систем и методов исследования существуют «политтехнологии», построенные на довольно примитивных техниках психологической и информационной интриги. В итоге современный образованный россиянин находится в плену стандартных убогих мнений по поводу того, что произошло с его страной, с миром и с ним самим.

В частности, предметом такой идеологической заштампованности стала в российской политической культуре сегодняшнего дня фигура Владимира Ленина.

Обыватель полагает, что в 1991 произошел разрыв России с тем, что принято было уныло называть «ленинским наследием»: дескать, реформы возвращают теперь Россию в мировой либеральный мейнстрим после трех поколений «большевистского помрачения».

Осталось вынести только самого Ленина из Мавзолея и поставить на этом точку.

Иными словами, для общественного сознания между ленинизмом и советским историческим феноменом нет никакой разницы: конец одного есть конец и другого.