Стена Зулькарнайна

За подобным пониманием существует гораздо более обширный фон исторического поражения марксизма в целом. Бесспорно, в сегодняшнем мире весь спектр протестных сил так или иначе переживает травму обрушения идеологического языка и системного подхода к общественной реальности, который еще пару десятилетий назад был универсальным и господствующим. Выживающие еще сегодня тут и там группы протестных «неформалов», упорно цепляющихся за марксизм, никого не могут обмануть: доказательство банкротства этого недавно всесильного учения — в его нынешней дозволенности и легитимности. Правящие классы официально признали марксизм беззубым, поскольку он не способен сегодня вскрыть их политические тайны, мистерию их экономического и политического господства в начале XXI века.

Привычное наименование «марксизм-ленинизм» превратило первую часть слогана в своего рода чугунное ядро, которое утягивает на дно вторую его составляющую. Однако стратегическое поражение марксизма не распространяется на наследие Ленина. Дело в том, что ленинизм постигла лишь тактическая неудача, причем это произошло не при Горбачеве и Ельцине, а на шестьдесят лет раньше, в судьбоносное пятилетие 1928—33 гг. Тактический срыв произошел как внутри самого СССР — это было отмечено высылкой Троцкого — так и в международном плане, что выразилось в окончательном провале перспективы мировой революции, которая все же брезжила в Европе вплоть до прихода к власти в Германии национал-социалистов. (Немного дольше революционная ситуация сохранялась во Франции, где в 1936 поднялась невиданная по размаху волна антиправительственных выступлений рабочих; но Сталин провалил и этот последний шанс.) С 34-го года, после съезда «победителей», убийства Кирова и начавшихся после этого знаменитых судебных постановок против «ленинской гвардии», ленинизм в СССР был оттеснен в виртуальную область народного сознания как некое квазирелигиозное чаяние правды, а в реальной жизни восторжествовала организованная в партию по форме и люмпенская по существу бюрократия. Именно она и осуществила «переворот» 1991-го года, который был экономическим, но не политическим. Сегодняшнее господство коррумпированного чиновничества и криминал-олигархов есть, по сути, продолжение, завершение и агония сталинизма, когда внуки-последыши «сталинских победителей» жируют на догнивающем трупе социализма. Однако уход ленинизма в коллективное чаяние угнетенных масс предопределил его постсоветское выживание: сегодня две трети населения так или иначе являются пассивной базой потенциального возрождения политической воли ленинского образца. Стратегическое поражение марксизма, досадным образом дающее фон контрреволюционно-реставраторской карусели в странах бывшего соцлагеря, стало неизбежным из-за своей связи с менталитетом XIX века. Марксизм опирается на догматическое представление о четко определенных социально-экономических классах. Это не только отношение к средствам производства и способу распределения прибавочной стоимости, но, что гораздо важнее, это «надстройка» в виде классового сознания, морали, исторических задач. Вне контекста рассуждений о расчищающей дорогу для человечества прогрессивной деятельности буржуазии и освободительной миссии пролетариата марксизм лишается своего главного пафоса, а стало быть, и смысла. Помимо этого, марксистскому сознанию присущ специфический для эпохи его зарождения миф о «научности» — наукопоклонство, порождающее тупиковую антирелигиозность и неприемлемый сегодня догматизм в способах описания живой человеческой действительности. Несостоятельность марксизма проявилась в том, что его тайная мысль носит метафизический историософский характер, но маскируется в одежды материалистического детерминизма. В итоге с методологической точки зрения философские предшественники Маркса — прежде всего Гегель — сегодня звучат гораздо более актуально!