Стенание

— Похвальная предусмотрительность, дочка, — резко проговорил лорд Парр.

Еще одна из дам бросила на меня высокомерный взгляд и обратилась к моему спутнику:

— Что, у королевы теперь тоже будет горбатый шут, как у его величества? Я думала, она довольна своей Джейн. Поэтому нас и выдворили сюда?

— Нехорошо, дорогая леди Хартфорд, подобное замечание не делает вам чести, — упрекнул ее Парр. Он поклонился женщинам и повел меня к двери, через которую ходили слуги. — Гордячки, — пробормотал он на ходу. — Если бы дамы из окружения королевы не распускали свои языки, мы бы не попали в такую беду. — Стражник вытянулся перед ним, и лорд Уильям тихо сказал ему: — Никого не впускать в личные покои ее величества, пока мы не закончим.

Тот поклонился, открыл дверь, и лорд Парр ввел меня в комнаты Екатерины.

Еще одно великолепное помещение… На стене висел ряд гобеленов, изображающих эпизод из Евангелия «Чудесное насыщение множества народа пятью хлебами и двумя рыбами». Корме того, здесь были точно такие же деревянные панели в виде занавесей, какие мы видели по дороге сюда. На нескольких столах с тонкой резьбой стояли вазы с розами, а еще на одном — причудливые шахматы. На приподнятом кресле под балдахином сидела королева. Она была одета еще более пышно, чем ее фрейлины, в малиновом платье с кринолином под французской мантией цвета королевского пурпура. Кринолин был покрыт геометрическим узором, и, когда на ткань упал свет, я увидел всю замысловатость рисунка: сотни крошечных окружностей, треугольников и квадратов заиграли на золотом фоне. Корсаж сужался к тонкой талии, с которой свисал золотой шарик с благовониями, и я уловил резковато-сладкий запах апельсина. Этот корсаж имел глубокий вырез, и на белой припудренной шее королевы были видны драгоценные камни на золотых цепочках и великолепная жемчужина в форме капли. Арселе[11] на ее темно-рыжих волосах был отодвинут далеко назад. И все же под всем этим величием (и под белилами, покрывавшими тонкие черты лица Екатерины Парр) я разглядел напряжение. Ей было теперь тридцать четыре года, и впервые с тех пор, как я познакомился с нею, королева выглядела на свой возраст. Низко поклонившись, я гадал, что же случилось, и уж совершенно не мог понять, что здесь делает стоящий рядом с ней человек — архиепископ Томас Кранмер, о котором я слышал, что он предпочитает лишний раз не попадаться на глаза королю и не покидает Кентербери.

Я выпрямился. Королева упорно не поднимала глаз, однако Кранмер поймал мой взгляд. На архиепископе были шелковая сутана, надетая поверх черного камзола, и простая черная шапка, из-под которой виднелись седые волосы. Его большие выразительные голубые глаза смотрели тревожно.

— А, сержант Шардлейк, — проговорил Кранмер своим тихим голосом. — Интересно, сколько же времени мы не виделись? Наверное, года три…

— И даже дольше, милорд архиепископ, — ответил я.

Екатерина наконец окинула меня горестным взглядом и натянуто улыбнулась:

— С тех самых пор, как вы спасли мне жизнь, Мэтью. — Она вздохнула, а потом заморгала и повернулась к лорду Парру. — Что, леди Елизавета пошла позировать для портрета?

— Да, но сперва она долго сопротивлялась, — сказал ее дядя. — Леди Елизавета считает, что неприлично писать ее портрет в спальне.

— Видно, она устала позировать. Долго же художник ее рисует… Однако этот портрет очень важен. — Королева снова посмотрела на меня и тихо проговорила: — Как вы поживаете, Мэтью? Чем занимались в последний год?

— Живу я неплохо, ваше величество, — улыбнулся я. — Как обычно, работаю в области права.

— А как дела у Хью Кертиса?

— Тоже хорошо. Он занимается торговлей тканями в Антверпене.

— Вот и славно. Я рада, что из всей этой неприятной истории вышло хоть что-то хорошее. — Екатерина закусила губу, словно не желая продолжать.

Возникла пауза, а потом слово взял Кранмер:

— Как заметила королева, однажды вы уже спасли ей жизнь.

— Имел такую честь, — не стал спорить я.

— И теперь, похоже, вам предстоит сделать это снова.

Я посмотрел на ее величество. Она опять опустила глаза. Эта подавленная, донельзя расстроенная особа была не той Екатериной Парр, которую я знал. И потому я тихо спросил:

— Неужели положение настолько серьезно?

— Боюсь, что да, — ответил архиепископ.

Королева сложила ладони:

— Это все моя вина. Мое тщеславие, моя самоуверенность…

Лорд Парр властным тоном прервал ее:

— Я думаю, лучше начать с самого начала и рассказать сержанту Шардлейку обо всем, что произошло с весны.

Его племянница кивнула:

— Принесите стулья для всех. — Она вздохнула. — Ладно, будем называть вещи своими именами, история очень и очень непростая. Начнем с того, что сказал король в марте.

Уильям Парр многозначительно посмотрел на меня:

— Вы будете только пятым человеком, кто узнает это.

Я сидел неподвижно, стараясь сохранять невозмутимость, хотя мне и очень хотелось сцепить руки на коленях. Мне стало ясно, что на этот раз я поистине нырнул в глубокий колодец. Королева смотрела на меня с какой-то безысходностью, поигрывая жемчужиной у себя на шее.